Бухтины вологодские завиральные   ::   Белов Василий

Обобществлять единолич-ные дрова или нет? Моя с собранья убежала. Я проголосовал и за дрова, чтобы не семь раз по месту, чтобы до утра здря не сидеть. Домой идем прямо и гордо. На крылечко шагнул - моя ворота на крюк. Не пускает. Я к окошку - она на печь. Я опять к воротам - все как и раньше. Высунулась: "Неси леший! Ночевай в любом доме, для чего и колхоз!" Я говорю: "Виринея! Ты,- говорю,- подумай сама, что делаешь! Ну ладно, дрова общие, зато скоро чай будешь пить внакладку. Эко дело дрова! Нарубим!" Слышу, примолкла. Я приободрился, говорю: "Коров будешь доить воздухом!" Молчит. "Я на электрической вспашке". Чувствую, что слушает, а ворота не отпирает.

Я свою агитацию двигаю дальше: "Нам бы только до весны продержаться, а там пойдет пожар по всем странам. По хлебным". Слышу, половица скрипнула. "Будешь ходить в розовой кофте". Идет, отпирает. На всякий пожарный случай добавляю: "Ребят родишь, растить не придется. Всех на государство сдадим, сами..." Не надо было этого говорить! Договорить не успел, ногу в притвор сунуть не успел, ворота опять хлоп. Слышу прежнюю реплику: "Неси леший! Домой не являйся! Я свои дрова на горбу по снегу таскала. Иди от избы!" Ну, думаю, все дело пропало, второй раз не откроет.

Ночевать пошел к свату Андрею. Сват Андрей сидит на крылечке. Время четвертый час ночи. "Чево?" - говорю. "Да вот... вышел на свежий воздух"."Меня,- говорю,- тоже, это... Тоже вот покурить вышел!"

Устроили коллективный перекур на свежем воздухе.

Сдельная

Началась общеколхозная жизнь. Мою Виринею поставили в передовые доярки. Дали шестнад-цать стельных коров. Я - на подвозе силосной массы. Только, бывало, подъезжаю к строенью, сразу кричу: "Виринея! Принимай груз!" Она уже бежит навстречу, от восторгу вся розовая. Навильники у нее только мелькают. Ущипнуть не успеешь, ведра уже брякают у реки. Сапоги иной раз не на ту ногу обует да весь день так и бегает. В стенгазете ее хвалят, на слет везут в тарантасе. К моему прискорбью, спать перебралась на ферму. Я как адъютант за ней следом. Дом на замке круглые сутки. Все бы ладно, да сват Андрей подсатанивает: "Ты, Кузьма, только не отелись, гляди. Дело ночное, ошибиться недолго". Терплю. Трудодни нам с Виринеей не идут, а валят гужом. Накопилось под самую тысячу. Конешно, почету много, а толку наплакал кот. Говорю Виринее: "Пшеничников не пекла с прошлогодней масленицы! Юбка на заднице держится святым духом - разве ладно?" - "Не твое дело, выхожу на большую дорогу!" Я и говорю: "Хорошо. Выходи. А мне надо платить налог, хозяйство записано на меня. Буду искать другой слой". Лошадь и сбрую передаю другому, складываю инструмент в котомку. Иду по деревням класть печи. В людях кормят как на убой, почету не меньше. Никто меня не торопит, под локоть не тычет. Утром чаю попью, фартук надену. Глину разведу теплой водой - осталась в самоваре. Кладу кирпичи да попеваю: "Во саду при долине". Сват Андрей мне завидует: "Тебе, Барахвостов, что, тебе полдела. Харч даровой, квартера готовая, возьми в помощники?" - "Иди". Он говорит: "Я бы пошел, да правленье не отпускает. Вставай,- говорят,- в пожарники, и точка".- "Встал?" - "Пока нет, ждут фуражку". Ладно. Живем дальше.

Один раз я в колхозном овине сложил хорошую печь. На совесть, по последнему слову техники. Печь - что фабрика. Жаркая, не дымная. Работает как часы, простоит сто годов без ремонта. Рассчитались со мной по самой высокой графе, деньги наличными. Шесть овинов хлеба высушили, вдруг является сват Андрей. В фуражке. Спрашивает бригадира: "Топится?" - "Как в аптеке".- "Разломать!" - "Почему?"- "Не разговаривать, даю сроку четыре часа!" - "Хорошая печь".- "Разломать! В противопожарном отношенье". Печь потушили, оглоблями разворотили.