Церковный служитель   ::   Моэм Сомерсет

---------------------------------------------

Сомерсет Моэм

ЦЕРКОВНЫЙ СЛУЖИТЕЛЬ



В тот день в послеобеденное время в церкви св. Петра на Невилл-скуэр состоялось крещение, и церковный служитель Алберт Эдвард Форман еще не снял своего одеяния. Новое облачение с такими пышными и жесткими складками, словно оно не сшито из альпаки [1] , а отлито из бронзы, он берег для похорон и венчаний (фешенебельная публика обычно предпочитала проводить эти церемонии в церкви св. Петра на Невилл-скуэр), и сейчас на нем было облачение попроще. Он носил его с глубоким удовлетворением, ибо почитал достойным символом своей должности, а без него (когда снимал его перед уходом домой) испытывал неприятное чувство, будто был полураздет. Не жалея сил, он самолично складывал и гладил его. За шестнадцать лет своей службы в церкви он накопил их множество, но ни разу не решился выбросить изношенные, и все до единого, аккуратно упакованные в оберточную бумагу, они лежали в нижних ящиках его гардероба в спальне.

Служитель наводил порядок: накрыл крашеной деревянной крышкой мраморную купель, убрал стул, принесенный для старой больной дамы, и ждал, пока викарий [2] закончит дела в ризнице и он сможет прибраться там и уйти домой. В это время он увидел, что викарий подошел к алтарю, преклонил колена и тут же вышел в проход между скамьями. Он все еще не снял сутаны.

«И чего он только канителится? — подумал служитель. — Не знает разве, что мне пора пить чай?»

Недавно назначенный викарий был краснолицый, энергичный мужчина лет сорока с небольшим, и Алберт Эдвард все еще вспоминал его предшественника, священника старой школы, который неторопливо читал проповеди серебристым голосом и частенько обедал у знатных прихожан. Ему нравилось в церкви так, как оно было, и он никогда не суетился попусту, не то, что этот новичок, который всюду сует нос. Но Алберт Эдвард — человек терпимый. Церковь св.Петра находилась в очень хорошем районе, и ее прихожане принадлежали к весьма почтенной публике. Новый викарий перешел сюда из Ист-Энда, и едва ли можно было ожидать, что он сразу приноровится к сдержанному поведению своих фешенебельных прихожан.

— Одна только сутолока, — пробурчал Алберт Эдвард, — но с течением времени попривыкнет.

Когда викарий, продвигаясь по проходу, подошел поближе к служителю и мог заговорить с ним, не повышая голоса более, чем это дозволительно в церкви, он остановился.

— Зайдите на минутку в ризницу, Форман.

— Непременно, сэр.

Викарий подождал, пока он подойдет, и они вместе пошли по проходу.

— Очень приятное было крещение, позвольте мне заметить, сэр. Удивительно, что младенец перестал плакать, как только вы его взяли на руки.

— Я заметил, что так часто бывает, — сказал викарий, улыбнувшись, — это неудивительно, у меня большая практика.

Викарий втайне гордился, что ему почти всегда удавалось утихомирить плачущего младенца, умело держа его, и он не мог не замечать удивленно-восхищенных взглядов матерей и нянюшек, которые наблюдали, как он укладывает младенца на изгиб прикрытой стихарем [3] руки. Служитель знал, что викарию приятно, когда восторгаются его талантом.

Викарий первым вошел в ризницу [4] , за ним Алберт Эдвард. Последний с некоторым удивлением увидел там двух церковных старост. Он не заметил, как они вошли. Они любезно кивнули ему.

— Добрый день, милорд, добрый день, сэр, — поздоровался он с ними по очереди.

Оба престарелые, они исполняли обязанности церковных старост в течение всего времени, что Алберт Эдвард работал служителем этой церкви. Теперь они сидели за красивым столом для трапез, который прежний викарий привез много лет назад из Италии. Викарий сел на свободное кресло между ними.