Черный ангел   ::   Валтари Мика

Но вот она не смогла дольше сдерживать волнения и дрожащим голосом спросила:

– Кто ты?

И вопрос ее вовсе не был вопросом. Ее слова лишь подтвердили, что сердцем своим она узнала меня – как и я узнал ее. Но чтобы дать ей время прийти в себя, я сказал:

– До тринадцати лет я рос во Франции, в городе Авиньоне. Потом я обошел много земель, побывал во многих странах. Мое имя – Жан Анж. Здесь меня зовут Иоанном Ангелом, если тебе так больше нравится.

– Ангел, – повторила она, – Ангел… И потому ты такой бледный и серьезный? И потому я испугалась, когда увидела тебя? – Она подошла ко мне и коснулась рукой моего плеча. – Нет, ты не ангел, – проговорила она. – Ты – существо из плоти и крови. Почему ты носишь турецкую саблю?

– Я привык к ней, – ответил я. – И сталь эта – крепче той, что куют христиане. В сентябре я бежал из лагеря султана Мехмеда, который как раз закончил строить крепость над Босфором и должен был возвращаться в Адрианополь. Теперь, когда началась война, ваш император не выдает больше турецких рабов, которые укрылись в Константинополе.

Она окинула взглядом мою одежду и сказала:

– Твой наряд не похож на рубище раба.

– Верно, не похож, – согласился я. – Почти семь лет я состоял в свите султана. Султан Мурад возвысил меня, сделав своим псарем, а потом подарил меня своему сыну. Султан Мехмед, испытав мой ум, читал вместе со мной греческие и римские книги.

– Как ты попал в рабство к туркам? – поинтересовалась она.

– Я четыре года жил во Флоренции, – объяснил я. – Был в то время богатым человеком, но мне надоело торговать, и я стал крестоносцем. А турки взяли меня в плен под Варной.

Ее взгляд приказывал мне продолжать.

– Я служил писцом у кардинала Джулио Чезарини. Когда наша армия была разгромлена, его конь завяз в болоте и спасавшиеся бегством венгры закололи кардинала. Ведь в этой битве погиб их молодой король… Мой кардинал уговорил его нарушить мир, который король клятвенно обещал поддерживать с турками. Поэтому венгры решили, что кардинал навлек на них проклятие, а султан Мурад считал нас клятвопреступниками. Но мне он не сделал ничего плохого, хоть повелел казнить всех остальных пленников, не пожелавших признать Аллаха и пророка Магомета. Похоже, я говорю слишком много. Извини. Я долго молчал…

Она покачала головой:

– Ты не утомил меня. Я хочу больше узнать о тебе. Но почему ты не спрашиваешь, кто я?

– Не спрашиваю… – сказал я. – Мне достаточно того, что ты существуешь. Не думал, что со мной еще может произойти такое…

Она не поинтересовалась, что я имею в виду. Оглянулась и заметила, что толпа начала редеть.

– Иди за мной, – шепнула мне, взяла меня за руку и поспешно увлекла обратно в сумрачную тень огромных бронзовых врат. – Ты – сторонник унии? – спросила она.

Я пожал плечами:

– Я – латинянин.

– Переступи порог, – велела она.

Внутри мы остановились у самого входа, на том месте, где подкованные железом сапоги стражников пробили за тысячелетие ямку в мраморном полу. Люди, которые из страха перед толпой остались в соборе, бросали на нас любопытные взгляды. Но несмотря на это, она обвила руками мою шею и поцеловала меня.

– Это – в честь праздника святого Спиридона, – заявила она и перекрестилась на греческий лад. – Только от Отца, а не от Сына! И пусть мой христианский поцелуй скрепит нашу взаимную приязнь и не даст нам забыть друг друга. Скоро за мной придут сюда слуги моего отца.

Ее щеки горели, а поцелуй не был христианским. От нее пахло гиацинтами. Высокие дуги бровей казались тоненькими синими линиями. На губах алела красная помада, как это принято у знатных женщин Константинополя.

– Я не могу вот так с тобой расстаться, – сказал я.