Честь самурая. Путь меча   ::   Чейни Дэвид

Они пробирались вдоль горы, укрываясь, по краю дороги, пока шли две мили от ворот замка до убежища в храме Сейкен-джи. Когда они подошли ближе, им стали видны его красные черепичные крыши; передний двор зарос, стены потемнели и обветшали от времени, но перепуганной голодной семье он казался Западным Раем. Когда по дороге проходили группы рабочих, Исао заводил жену и детей обратно в лес и пережидал, пока прохожие не исчезнут из вида. В час птицы – шесть часов вечера – они достигли ворот храма.

– Мы подождем здесь до ночи, – сказал Исао. На виске у него пульсировала вена.

– Дети голодны, – плакала Шинобу. – Надо их внести и покормить.

– Мы все голодны. Но если мы хотим увидеть завтрашний день, нам надо побороть нашу слабость. Когда мы будем далеко отсюда, когда люди князя Чикары уже не смогут настичь нас, тогда можно будет есть, и спать, и смеяться. А до этого времени надо быть стойкими.

Он поднял детей, прижал их к своему оборванному плащу и потерся своими худыми щеками об их щеки.

– Они понимают, Шинобу. Они понимают, что мы их любим и что мы сейчас страдаем ради них.

– Исао, ты прав. Мы слушаемся тебя и стараемся следовать твоему примеру. Если бы только я не отдала весь наш урожай целителям! Все было бы по-другому. Я во всем виновата.

– Нет, нет, дорогая жена! Мы вместе решили помочь твоему отцу. Не надо жалеть об этом теперь. Что сделано, то сделано. Мы подождем ночи. – Он отвернулся, чтобы Шинобу не видела его лица. Легко было говорить о том, что не надо сожалеть о сделанном, но он ощущал внутренний холод, дурное предчувствие. Увидит ли кто-нибудь из них следующий день?



Глава 2



В то время, как Исао, Шинобу и их дети дрожали в лесу, мимо них прогромыхала повозка, запряженная волом. Высоко поднятый кузов ее был сплетен из бамбука и украшен позолотой. Ее единственный пассажир апатично смотрел на лес из-за шторок, служивших задней стенкой экипажа. Пейзаж наводил на него скуку.

Тадамори-но-Йоши потрогал свой узел волос на затылке, откинулся назад и расслабился, обвеваясь надушенным веером. Он был почти дома после тряского путешествия из императорской столицы, Киото, – свыше двухсот миль по выбитой, каменистой дороге. Было бы гораздо приятней ехать верхом или нанять носильщиков, но это было бы ниже достоинства молодого вельможи, возвращающегося из столицы на нежеланную свадьбу его любимой двоюродной сестры. При мысли о свадьбе он недовольно нахмурился, но тут же постарался расправить морщинки на лбу. Не следует портить белизну косметики. Он передвинулся, чтобы не смять верхнее платье красного цвета с рисунком из неярких розовых цветов, а также легкое розовое нижнее платье. Он заботливо почистил плащ в тех местах, которые соприкасались со стенками повозки, вспоминая более приятные вещи – свой последний приезд в Окитсу три года тому назад и дни, проведенные с двоюродной сестрой Нами.

Прекрасное время! Шестнадцатилетний Йоши, только что приехавший после трех лет, проведенных в Киото, и четырнадцатилетняя Нами на пороге своего расцвета. Они были постоянно вместе, целое лето, им не мешали, в то время как старшие двоюродные братья Йоши и взрослые занимались своими делами. Лето прошло в ленивых разговорах. Вначале они оба смущались, держались церемонно, но по прошествии некоторого времени они раскрылись, как бутоны глицинии после весеннего дождя. Йоши рассказывал о происшествиях в Конфуцианской школе, а Нами – о прочитанном в модных романтических поэмах, затем они стали сочинять друг другу искусные стихи, в которых соединялась наивность с зарождающейся чувственностью.