Четырнадцать глав о короле   ::   Юрский Сергей

Периодически я обращался к властям с просьбой объясниться. Меня не принимали. Вежливо отвечали, что товарищ такая-то "только что вышла и, когда будет, не сказала".

Я спросил Товстоногова: может ли он чем-нибудь помочь? Он сказал: "Сейчас нереально. Надо ждать перемен. Будьте терпеливы. Я уверен, что всё должно наладиться". Я сказал: "Я терплю уже пять лет. Сколько еще? На что надеяться? Поймите меня". Он сказал: "Я вас понимаю". Мы обнялись.

XIV

Мы с Теняковой перебрались в Москву. "Мольер" и "Фарятьев" были исключены из репертуара БДТ. В других ролях ее и меня заменили. Я ушел, сыграв Виктора Франка в "Цене" Артура Миллера 199 раз. Почему-то мне казалось, что меня позовут сыграть юбилейный двухсотый спектакль. Роль с непомерным количеством текста, тонкая психологическая ткань постановки Розы Сироты - трудно будет без меня обойтись. Без меня обошлись. В БДТ всегда были хорошие актеры. Спектакль шел еще много лет и тоже с успехом.

Гога любил повторять такую формулу: "Человек есть дробь, числитель которой то, что о нем думают другие, а знаменатель - то, что он думает о себе сам чем больше знаменатель, тем меньше дробь". Видать, я маленько переоценивал себя. Надо внести поправочку.

А жизнь действительно переменилась. Гога угадал - мы дождались. Через восемь лет. Только ничего не наладилось, а, наоборот, всё рухнуло. Я имею в виду власть - на время она как-то вообще исчезла, и некому стало давить

на нас.

И Наташа, и я активно вошли в жизнь театра Моссовета. Конечно же, приезжали в Ленинград. Привозили спектакли театра, я давал концерты. На могилы родителей приезжали. Наташа в БДТ не заходила - такой характер. А я обязательно бывал и на спектаклях, и за кулисами, и у шефа. Пили чай, курили, разговаривали. Я вел себя, как взрослый сын, заехавший из большого мира в отчий дом. Теперь понимаю, что это получалось немного искусственно. Я забыл, что БДТ - не дом, а государство и закон этого государства - кто пересек границу, тот эмигрант. А эмигрант - значит, чужой. И не просто чужой, а изменник. В разговорах с подданными чуть заметная осторожность, напряженность.

Сперва, конечно, о семье, о здоровье. Ох, здоровье, здоровье! Не молодеем, проблемы есть. Ну и семья... тоже не без сложностей...

"Ну, а как дела?"

"Всё хорошо".

Действительно, как ответишь иначе? Если кратко, то всё хорошо. Я поставил спектакль для Плятта и играю вместе с ним. С участием Раневской поставил "Правда - хорошо, а счастье лучше" и играю вместе с ней. Впустили меня обратно в кино. Снялся в двух фильмах. Один - "Падение кондора" - прошел довольно незаметно. Но второй, где мы играем в паре с Теняковой,- "Любовь и голуби",прямо можно сказать, всем пришелся по душе. Так что...

"Всё хорошо".

Удивленно приподнятая бровь:

"Да-а?.. А говорили, были у вас... неурядицы..."

"Кто говорил?"

"Кто-то говорил".

Имперский закон - ушедшим за границу не может быть и не должно быть хорошо. Высший акт гуманизма - пожалеть, что ты уже "не наш": "А то возвращайся... поговори, попросись... может, и простят..."

Империя! Чуть обветшала, но все-таки империя! Двор взял больше власти, чем раньше. Король часто болеет. Но законы неизменны и действуют.

Весной 86-го я вошел в кабинет Георгия Александровича с видеокамерой. Я вернулся из Японии - выпустили! Ставил там "Тему с вариациями" С. Алешина и, конечно, обзавелся видеокамерой. Не расставался с этим (тогда еще очень объемным) механизмом месяца два. После поставил в угол и больше не прикасался. Но тогда я сразу, с порога кабинета Г. А. начал налаживать съемку. Снял его за столом, потом в кресле, потом у окна. Говорили о Японии. О японской кухне что вкусно, что не вкусно. Передал я приветы от Ростислава Яновича Плятта. Г. А. передал ему обратные приветы. Я рассказал, что имел выступление в католическом университете в Токио.