Чокнутые   ::   Кунин Владимир

И только Тихон Зайцев смотрел восхищенно на Бенкендорфа и Николая, и в голове его рождались строки донесения:

«Совершенно секретно! Его превосходительству графу Александру Христофоровичу Бенкендорфу. Сегодня мастерские для собирания паровых машин изволили посетить их величество в сопровождении Вашего сиятельства, чему впечатлением были слезы восторженных русских чувств. Их величество произнесли речь, в коей особенно отметили двусмысленные и извилистые действия Соединенных Штатов. Далее государь милостиво расспрашивал мастеровых, на что ответы были самые благоприятные…»

- А ты что делаешь, братец? - спросил Николай.

- Колеса ставлю, ваше величество.

- Превосходно! - обрадовался царь. - Я вижу, они круглые?

- Так точно, ваше величество.

- И железные?

- Какие дают, такие и ставлю…

- Но деревянных колес ты не ставишь?

- Никак нет, ваше величество.

- Очень интересно!.. - По этому поводу Николай решил поделиться уже государственными соображениями: - Давно, давно пора переходить на железные колеса! Я бы только посоветовал делать их как можно круглее! Но железные.

На помощь царю поспешил Бенкендорф:

- Господин Герстнер, соблаговолите дать пояснения.

Герстнер незаметно пожал плечами и нарисовал мелом на стене круг:

- Ваше величество, существует формула пи эр квадрат, где число «пи» можно приближенно принять за…

И Герстнер начал писать на стене «3, 145926536…»

- Безумно, безумно интересно! - восхищенно прервал его Николай. - Просто замечательно!..

Тут он, к счастью своему, заметил Машу:

- Мари!.. Здравствуйте, дитя мое! Куда вы пропали? Что же вы не заходите? Посидели бы, музыку послушали…

Герстнер, Родик, Пиранделло и Тихон раздули ноздри, заиграли желваками.

- Все некогда, ваше величество, - мягко сказала Маша. - Вот откроем дорогу…

- А, кстати! - встрепенулся царь. - Господин Герстнер! Когда же вы намерены открыть мою дорогу?

- Тридцатого числа, ваше величество. Через пять дней…

Был уже поздний вечер, когда наши измученные герои садились в линейку, чтобы ехать домой. Ждали только Родика.

Он вышел из «бытовки» - старой кареты без колес, которая служила им верой и правдой еще с начала строительства, и устало сказал:

- Поезжайте без меня. Я переночую здесь.

- Почему? - удивился Герстнер. - Завтра же…

- Тебе нужно отдохнуть, Родик, - сказала Маша. - Завтра открытие и…

- Именно потому, что завтра открытие, - я останусь здесь. Я к пяти утра вызвал декораторов из Александринского театра… К шести прибудут будочники и лоточники… К семи - кассиры и кондукторы. Оркестр Преображенского полка… За всем нужно проследить, проинструктировать, расставить по местам. Поезжайте, отоспитесь, отдохните, и к девяти я жду вас здесь. Ладно?

- Ну что ж… - неуверенно пожал плечами Герстнер.

Линейка тронулась. Маша обернулась, долго смотрела на Родика у кареты без колес…

Ночью небо было ясным и чистым. Лунный свет струился в окна бывшей кареты. Забывшись в тяжелом сне, разметался Родион Иванович Кирюхин - отставной корнет двадцати семи лет от роду…

Тихо скрипнула дверца кареты. Родик всхрапнул, почмокал губами, перевернулся на другой бок. Дверца заскрипела громче и стала открываться сама по себе. Откуда-то подул ветер…

Родик приподнял взлохмаченную голову, с трудом открыл сонные глаза. В проеме дверей вдруг возникло дивное свечение!..

- Кто?.. Что?.. - ошеломленный Родик затряс головой, стараясь стряхнуть с себя это наваждение.

- Родик… - прошелестел голос Маши.

- Машенька! - Родик приподнялся на локте.

Свечение стало угасать, и в проеме дверцы кареты возник силуэт Маши. Где-то далеко полыхнули зарницы…

- Родик… - сказала Маша и опустилась перед ним на колени. - Сегодня последняя ночь. Завтра меня уже не будет.

- Что ты, Машенька?!.. Что ты?!..