Цветок в пустыне   ::   Голсуорси Джон

– А что вы думаете о его стихах?

– Хаос и разлад: одной рукой творит, другой разрушает.

– Он, видимо, ещё не нашёл себе места в жизни. Глаза у него довольно красивые, вы не находите?

– Мне больше запомнился рот – нервный и горький.

– Глаза говорят о том, каков человек от природы, рот – о том, каким он стал,

– Да. Рот и брюшко.

– У него нет брюшка, – возразила Динни. – Я обратила внимание.

– Привычка питаться горстью фиников и чашкой кофе. Неправда, что арабы любят кофе. Их слабость – зелёный чай с мятой. Боже правый! Вот и твоя тётка. "Боже правый!" относилось не к ней, а к чаю с мятой.

Леди Монт сняла свой бумажный головной убор и перевела дух.

– Тётя, милая, – взмолилась Динни, – я забыла, что у вас день рождения и не принесла подарка.

– В таком случае поцелуй меня. Я всегда говорю, Динни, что ты целуешь особенно приятно. Как ты сюда попала?

– Я приехала за покупками для Клер.

– Ты захватила с собой ночную рубашку?

– Нет.

– Неважно. Возьмёшь мою. Ты их ещё носишь?

– Да, – ответила Динни.

– Умница. Не люблю женских пижам. Твой дядя тоже. От них такое ощущение, словно что-то ниже талии тебе мешает. Хочешь избавиться и не можешь. Майкл и Флёр остаются обедать.

– Благодарю, тётя Эм, я переночую у вас. Сегодня я не достала и половины того, что нужно Клер.

– Мне не нравится, что Клер выходит замуж раньше тебя, Динни.

– Этого следовало ожидать, тётя.

– Вздор! Клер – блестящая женщина: на таких, как правило, не женятся. Я вышла замуж в двадцать один.

– Вот видите, тётя!..

– Ты смеёшься надо мной! Я блеснула всего один раз. Помнишь слона,

Лоренс? Я хотела, чтобы он сел, а он становился на колени. Слоны могут наклоняться только в одну сторону. И я сказала, что он следует своим наклонностям.

– Тётя Эм! За исключением этого случая вы – самая блестящая женщина, какую я знаю. Все остальные чересчур последовательны.

– Мне так отрадно видеть твой нос, Динни. Я устала от горбатых.

У нас у всех такие – и у твоей тётки Уилмет, и у Хен, и у меня.

– Тётя, милая, у вас совсем незаметный изгиб.

– В детстве я ужасно боялась, что будет хуже. Я прижималась горбинкой к шкафу.

– Я тоже пробовала, только кончиком.

– Однажды, когда я этим занималась, твой отец спрыгнул со шкафа и прокусил себе губу. Представь себе, он спрятался там, как леопард, и подсматривал за мной.

– Какой ужас!

– Да, Лоренс, о чём ты задумался?

– Я думал о том, что Динни, по всей вероятности, не завтракала.

– Я собиралась проделать это завтра, дядя.

– Вот ещё! – возмутилась леди Монт. – Позвони Блору. Ты всё равно не пополнеешь, пока не выйдешь замуж.

– Пусть сначала Клер обвенчается, тётя Эм.

– Надо бы у Святого Георгия. Служит Хилери?

– Разумеется!

– Я поплачу.

– А почему, собственно, вы плачете на свадьбах, тётя?

– Невеста будет так похожа на ангела, а жених в чёрном фраке, с усиками даже не почувствует, что она о нём думает. Как это огорчительно!

– А вдруг он все почувствует? Я уверена, что так было и с Майклом, когда он женился на Флёр, и с дядей Эдриеном, когда Диана выходила за него.

– Эдриену пятьдесят три и у него борода. Кроме того, Эдриен – особая статья.

– Допускаю, что это несколько меняет дело. Но, по-моему, оплакивать следует скорее мужчину. Женщина переживает самую торжественную минуту в своей жизни, а у мужчины наверняка слишком узкий жилет.

– У Лоренса жилет не жал. Твой дядя всегда был худ как щепка. А я была тогда стройной, как ты, Динни.

– Вы, наверно, были изумительны в фате, тётя Эм. Правда, дядя?

Тут она заметила, какое непривычно тоскливое выражение приняли лица обоих её пожилых собеседников, и торопливо прибавила:

– Где вы встретились впервые?

– На охоте, Динни. Я увязла в болоте. Твоему дяде это не понравилось, он подошёл и вытащил меня.