Дьявол и господь бог   ::   Сартр Жан Поль

Как видно, он вообще не любит гарнизонной жизни. В один прекрасный день он привел свои войска под стены Вормса и начал осаду города, хоть я его и не просил.

Банкир. Прикажите ему...

Архиепископ печально улыбается, пожимает плечами.

Он вам не подчиняется?

Архиепископ. Разве полководец на поле боя когда-либо подчинялся главе государства?

Банкир. Словом, вы у него в руках.

Архиепископ. Да.

Снова освещены крепостные стены.

Герлах (входя). Совет решил послать парламентеров к ГJцу.

Гейнц. Вот как... (Пауза.) Трусы!

Герлах. У нас одна надежда - ГJц выставит неприемлемые условия. Если он таков, как говорят, то не захочет даже, чтоб мы сдались ему на милость.

Банкир. Может, он хоть имущество пощадит?

Архиепископ. Боюсь, он не пощадит и людей.

Шмидт (Герлаху). Но почему же? Отчего?

Архиепископ. Он рожден в блуде, он никогда не знал отца. Ему одна отрада - чинить зло.

Герлах. Свиное рыло! Ублюдок! Он любит зло! Раз он хочет разграбить Вормс, горожане должны сражаться до последнего.

Шмидт. Если он и решит стереть город с лица земли, то не станет об этом оповещать заранее. Просто потребует, чтобы его впустили, и пообещает ничего не тронуть.

Банкир (возмущенно). Вормс должен мне тридцать тысяч дукатов, нужно остановить все это сейчас же! Отправьте ваши войска против ГJца.

Архиепископ (подавленно). Боюсь, как бы он их не разбил.

Зал архиепископа погружается во мрак.

Гейнц (Насти). Значит, мы и впрямь разбиты?

Насти. Господь на нашей стороне, братья! Нас не могут разбить. Этой ночью я выйду за стены города и проберусь через вражеский лагерь в Вальдорф, за неделю я там соберу десять тысяч вооруженных крестьян.

Шмидт. Как мы продержимся неделю? Они сегодня вечером могут открыть ворота врагу.

Насти. Наше дело не допустить этого.

Гейнц. Ты хочешь захватить власть?

Насти. Нет, еще не время.

Гейнц. Что же делать?

Насти. Нужно толкнуть богачей на такой шаг, чтобы они стали бояться за собственные головы.

Все. Как ты этого добьешься?

Насти. Только кровью.

Освещается площадка под крепостной стеной. У лестницы, ведущей к дозорным постам, сидит, уставившись в одну точку, женщина, ей 35 лет, она в лохмотьях. Мимо проходит священник, читая на ходу молитвенник.

Кто этот священник? Почему он не заточен, как все остальные?

Гейнц. Ты его не узнаешь?

Насти. Ах, это Генрих! Как он изменился!.. Все равно его должны были посадить под замок.

Гейнц. Бедняки любят его, он живет, как они. Мы побоялись вызвать их недовольство.

Насти. Он опаснее всех.

Женщина (заметив священника). Эй, поп!

Священник убегает, она кричит.

Куда ты бежишь?

Генрих. У меня больше ничего нет. Ничего! Ничего! Ничего! Я отдал все.

Женщина. Это не причина убегать, когда тебя зовут.

Генрих (устало возвращаясь к ней). Ты голодна?

Женщина. Нет.

Генрих. Чего же ты хочешь?

Женщина. Хочу, чтоб ты мне объяснил...

Генрих (быстро). Ничего я не могу объяснить.

Женщина. Ты даже не знаешь, о чем я говорю.

Генрих. Ну что? Только живо! Что тебе нужно объяснить?

Женщина. Почему умер ребенок?

Генрих. Какой ребенок?

Женщина (с усмешкой). Мой. Да. Ведь ты сам его вчера похоронил. Ему было три года, а умер он с голоду.

Генрих. Я устал, сестра, я никого не узнаю. Все вы на одно лицо, и глаза одни и те же.

Женщина. Почему он умер?

Генрих. Не знаю.

Женщина. Но ты же священник.

Генрих. Да, я священник.

Женщина. Так кто же еще объяснит, если не ты? (Пауза.) А хорошо ли будет, если я наложу на себя руки?

Генрих (с силой). Дурно. Очень дурно!

Женщина. Так я и знала. Но мне хочется умереть. Вот почему нужно, чтобы ты все объяснил. (Пауза.)

Генрих (проводит рукой по лбу, делает над собой усилие). Ничто не совершается без дозволения Божьего. Господь есть добро: все что ни совершается - к лучшему.

Женщина. Не понимаю.

Генрих.