Дата моей смерти   ::   Юденич Марина

Впрочем, мысли мои никого в этой жизни особенно не интересовали, и потому бояться нарушения кем-то придуманных приличий было просто глупо.

Что касается самих воспоминаний, то они вели себя по отношению ко мне довольно порядочно. По меньшей мере, пытка, которой подвергалась я каждый раз, вспоминая наше с Егором общее прошлое, длилась не постоянно. Нет.

Иногда они давали мне передышку. И тогда прошлое, как бы отступало назад, туда, собственно, где ему и было место и, как полагается, подергивалось дымкой забвения, которая хоть и легка традиционно, однако, имеет волшебное свойство гасить самую острую и обжигающую боль, окутывая душу и защищая ее от болезненных прикосновений.

Однако, отдохновение длилось недолго.

Наступал момент, когда кому-то, в чьей власти определять степень человеческих страданий, казалось, что я уже достаточно отдохнула и готова принять новую порцию душевной боли и страданий. Тогда воспоминания, подкарауливали меня, где придется, и набрасывались с неистовством проголодавшихся псов. Я снова видела прошлое, так ясно и отчетливо, словно продолжала находиться в том времени, в моем сознании всплывали мельчайшие детали и подробности. Крупицы его былой нежности казались огромными бесценными самородками. А обычные дни, проведенные когда-то вместе, заполненные пустой обыденностью, даже скукой или ссорами, приобретали особый тайный и почти мистический смысл, вникать в который я готова была, истязая себя до изнеможения.

Случались со мной, правда теперь значительно реже, приступы бешеной шальной ярости, когда кипящая в душе лава рвалась наружу, раздирая тело, и оно тоже стремилось куда-то мчаться, звонить, писать, караулить ночами в кустарнике под забором его дачи, нанимать киллеров, отыскивая их по объявлениям в газете « Из рук в руки», и творить еще какие-то безумства, половину из которых, к счастью, просто невозможно было осуществить, а другая — осуществись она вдруг, не принесла бы ничего, кроме жгучего смертельного стыда. Все же мне некоторым образом везло и тот, кто регулировал степень и интенсивность моих страданий, никогда не доводил меня до подобных крайностей, позволяя лишь изредка дрожащими руками набрать номер телефона (бывший номер моего домашнего телефона ) и послушать несколько секунд низкий, хорошо поставленный голос другой женщины.

Слова « его жены» или даже « его новой жены» мое сознание отвергало категорически, их я никогда не могла произнести вслух, равно, как и назвать ее по имени. Для меня она на веки вечные будет «другой женщиной». Впрочем впервые я узнала о ее существовании именно под таким именем — Другая Женщина.

— Ты знаешь, что у Егора уже несколько лет другая женщина? — спросила меня внешне спокойно, старая подруга, но я-то знала ее очень хорошо: голос ее слегка подрагивал: это была старательно сдерживаемая нервная дрожь.

— Чушь! — ответила я. Но сердце, оборвавшись, покатилось куда-то вниз и вроде даже сумело вырваться на свободу, покинув мое вмиг похолодевшее тело, потому что в груди стало пусто и гулко.

Дальше все происходило очень быстро и почти безболезненно, потому что я на некоторое время, напрочь, потеряла способность чувствовать, превратившись в живого и теплокровного робота, двигающегося, говорящего разумные вещи, даже предающегося пространным размышлениям, но только о вещах рациональных и прагматических. Консультирующий меня несколько позже, когда способность чувствовать вернулась ко мне в полной мере, и я одной ногой оказалась на пороге психиатрической больницы, модный психоаналитик, утверждал, что это была своеобразная психическая защита, которой, по его словам я обязана едва ли не жизнью.