Спокойной ночи   ::   Уэстлейк Дональд

---------------------------------------------

Дональд Уэстлейк

Спокойной ночи

Боль.

Болели грудь, живот, ноги. А у девушки, которая пела ему, был слишком громкий голос. Тьма, окружавшая его, обретала на расстоянии какие-то серо-синие очертания.

"Я — Дон Дентон, — подумал он. — Я ранен”.

Как? Каким образом это случилось?

Но девушка пела слишком громко, и было невозможно сосредоточиться. И он снова куда-то улетал, теряя на миг сознание, с ужасом ощущая, что проваливается не в сон, а в смерть.

Он должен очнуться! Открыть глаза, заставить их открыться! Слушать это чертово пение, сконцентрироваться на словах, заставить мозг работать. “Спокойной ночи, — пелось в песне, — спокойной ночи, мы гасим огни, вечеринка закончилась и ночь пришла — спокойной ночи, моя любовь”.

Вокруг была сине-серая тьма, и веки были ужасно тяжелы. Он заставил их подняться, всмотрелся в поющую девицу и эту странную тьму.

А, телевизор. Свет в комнате был выключен, двери закрыты, шторы опущены. Лишь телевизор светился бледным светом.

Он видел, как девица допела до конца и склонилась перед аплодирующей публикой. А потом он узнал себя, шагающего через сцену, улыбающегося и аплодирующего; и наконец память вернулась к нему.

Его звали Дон Дентон. Сейчас был вечер среды, между восемью и девятью часами. По телевизору показывали программу “Варьете-шоу Дона Дентона”, записанную сегодня днем.

Передача эта на тележаргоне именовалась “живой эфир в записи”. Она не была записью заранее отрепетированной программы и не монтировалась из разных кусков на манер фильма. Это было так называемое “живое” шоу, хотя и записанное фактически за три часа до эфира. Профсоюзные требования и желание удешевить производство делали более удобным время между пятью и шестью часами, а не между восемью и девятью.

Дентон смотрел все свои шоу не из самолюбования — хотя и был самолюбив, — а потому, что как профессионал привык изучать свое детище, отмечать недостатки и по возможности изыскивать пути дальнейшего совершенствования.

Сегодня, по окончании записи, он поужинал в “Афинском зале” и отправился смотреть передачу. В квартире он был, разумеется, один — он никогда не позволял посторонним присутствовать при собственных просмотрах. Придя домой и переодевшись в спортивный костюм, он налил себе выпить, включил телевизор и уселся в кресло, правый подлокотник которого представлял собой миниатюрный письменный стол с деревянной крышкой в размер блокнота и двумя маленькими ящичками.

В восемь часов прошла реклама, и появились титры “Варьете-шоу Дона Дентона”. Ему понравилось, как его объявил ведущий, затем его имя трижды возникло на экране, и зазвучали фанфары. Камера показала закрытую занавесом сцену, затем на авансцену вышел он сам, и разразились аплодисменты.

Дон Дентон нахмурился. Слишком сильно аплодируют? Усилия публики в студии “поддерживались технически” в аппаратной, и сегодняшняя поддержка была слишком бурной. Он сделал соответствующую пометку.

Его образ на телеэкране смеялся и шутил. Сидя в кресле. Дон Дентон одобрительно кивал. Потом его образ представил певицу, и тут Дентон повернулся, чтобы подложить себе под поясницу подушку. И тогда...

Да. Теперь память возвратилась, и он понял, как его ранили.

Входная дверь в квартиру внезапно открылась, припомнил он сейчас, и...

***



Он в раздражении обернулся. Шла передача, и какого черта его отвлекать. Все это прекрасно знали — и нечего сюда приходить по средам вечером.

Свет проникал только из холла, и фигура незваного гостя вырисовывалась неясным силуэтом. Стоял январь, поэтому пришедший был в теплой одежде — Дентон не мог определить, мужчина это или женщина.