День восьмой   ::   Уайлдер Торнтон

Он все рассказал мисс Дубковой. Он написал все как было.

— А твоя мама?

— Я теперь поняла, что она уже давно все знает.

Они вошли в дом.

— Конни, — сказал Роджер, — отдай миссис Лансинг печенье.

Юстэйсия вся сияла от радости.

— Милый Роджер! Милая Конни!

Констанс сказала:

— Это вам от мамы с пожеланием веселого рождества.

Вскоре Роджер уже сидел рядом с Юстэйсией. Она подробно рассказывала ему про деньги, полученные за изобретения его отца. Она объясняла ему, что ее сын Джордж ни за что бы не скрылся, знай он, что за убийство судят Роджерова отца.

За горами горы, долины и реки.

Юстэйсия уехала в Лос-Анджелес. Она поступила экономкой в исправительный дом для малолетних преступниц. Там ей не очень понравилось, и к тому же из окон дома не было видно моря. Она перебралась в частное заведение для мальчиков в Сан-Педро, в ту пору маленький портовый городок, где промышляли ловлей тунца. Она стала воспитательницей.

Горы и облака. Всходите выше, как можно выше.

Джонни, сын Роджера и Фелиситэ, в третий раз убежал из дому в начале 1917 года. Жили они тогда в Вашингтоне, надвигалась война, и его отец был завален работой, Фелиситэ поместили в больницу; она снова ждала ребенка и опасалась, что роды будут тяжелые. На поиски беглеца была брошена полиция пяти штатов. Вызвали лучшего друга Джонни — бабушку Лансинг. Прошла неделя. В конце концов мальчугана нашли в Балтиморе, спящим в одной постели с двумя другими детьми. Люди, которые его приютили, не читали газет и приняли его за сироту-беспризорника. В час ночи Юстэйсия постучалась к ним в дверь и попросила чашку чая. Джонни услышал голос бабушки и забрался к ней на колени. Он был теперь самым дорогим для нее существом. Юстэйсия едва прикоснулась к нему. «У нас есть только то, что мы теряем», — сказала она себе. Вся его дальнейшая жизнь была долгим и печальным самоистреблением.

История — цельнотканый гобелен. Напрасны попытки выхватить из него взглядом кусок шириною больше ладони…

После сорока лет у Констанс было подряд несколько ударов. Она сидела на веранде своего дома, откуда открывался вид на порт Нагасаки. Домашние по очереди читали ей вслух. Ее посещали делегации из дальних стран. Ни одной не удавалось пробыть дольше пяти минут — она прикидывалась усталой. Лишь те посетители, которые могли рассказать ей, как идет «работа», могли сидеть хоть целый час. Ко дню рождения император прислал ей цветок и стихотворение.

Немало споров идет о рисунке, который выткан на гобелене. Иным кажется, будто они видят его. Иные видят лишь то, что им велят увидеть. Иным помнится, что когда-то они видели этот рисунок, но потом позабыли. Иные толкуют его как символ постепенного освобождения всех угнетенных и эксплуатируемых на земле. Иные черпают силу в убеждении, что рисунка вообще никакого нет. Иные…