Сребреники Иуды   ::   Макбейн Скотт

Разумеется, пробудут они здесь не очень долго, потому что сегодня им предстоит посетить еще музей черепицы, фонтан Треви и кафе Джолитти.

Синьора Росси грустно усмехнулась. Работа перестала доставлять ей удовольствие. Центр христианского мира превратился в банальный туристский объект, где экскурсанты преисполняются верой на один день. Вон молодые люди, даже войдя сюда, не перестали обниматься. Как к этому относится Спаситель? Об этом она не осмеливалась и думать.

Карманники наверняка уже поработали, облегчив некоторых туристов — кого на бумажник, кого на часы, а кого на мобильный телефон. Синьоре Росси опять придется выслушивать ахи и охи.

В другой части Ватикана все было иначе. Темп жизни спокойный, размеренный, отношение к религии соответствующее.

— Добрый день, кардинал Бенелли.

— А, кардинал Хьюсон! Добрый день. Прошу вас, входите. — Приветливо улыбаясь, дородный, величественный Бенелли вышел из-за старинного письменного стола встретить американца. Тот был таким, каким все итальянцы представляют настоящих американцев — широкоплечий, высокий, с крупными чертами лица и традиционной улыбкой. К тому же, наверное, еще и бывший бейсболист. Крепкое пожатие заставило Бенелли слегка поморщиться.

— Извините за опоздание, — произнес Хьюсон по-итальянски. — С трудом добрался от церкви Санта-Мария Новелла. Кругом сплошные пробки.

— В Риме это обычное явление. — Бенелли коротко хохотнул, отчего по его внушительному животу прошла рябь, как по воде. Кардинал любил поесть и часто в компании мирян шутил, что, будь он приглашен на Тайную вечерю, пришел бы пораньше.

Еда была одной из радостей в жизни Бенелли, и чуть ли не единственной из его слабостей. Он был хороший кардинал, прекрасный администратор и чиновник, но все же не святой. Во время молитв Бенелли признавался Богу, что, попав на небеса, был бы счастлив находиться в задних рядах.

— Движение в этом городе ужасное. — Кардинал Бенелли перешел на английский, хотя особой причины в этом не было: Хьюсон свободно говорил по-итальянски, а также еще на нескольких языках, это был очень одаренный человек. — Так было, когда я приехал в Ватикан сорок лет назад. И будет то же самое, когда меня вынесут отпевать. — Он снова беззаботно хохотнул и взял гостя за руку. — Пойдемте. Зачем оставаться в помещении в такой чудесный день!

Глава инквизиции, или, по-современному, святой палаты, повел американского кардинала в сад.

— Давайте прогуляемся.

Знаменитый Ватиканский сад был огромным и очень ухоженным — настоящий оазис посередине большого, шумного города. Бенелли старался бывать здесь как можно чаще, особенно по вечерам.

— Как прошел полет?

— Без проблем, — ответил Хьюсон, обнаружив сильный чикагский выговор.

Близки они никогда не были, да и виделись последний раз три года назад. Шестидесятипятилетний Бенелли был сантиметров на тридцать ниже Хьюсона, толстый, с овальным лицом, на котором словно застыла постоянная улыбка — на вид добродушный увалень. Однако кардинал Хьюсон знал, что этот служитель церкви способен принимать самые жесткие решения и не боится откровенно высказывать свое мнение, когда того требуют обстоятельства.

Этого хранителя веры уважали и боялись. Бенелли был самой влиятельной фигурой в Ватикане после папы, поскольку, будучи главой святой палаты, он также занимал пост кардинала — государственного секретаря. «Смогу ли я так же успешно справляться с работой, заняв его место? — спрашивал себя Хьюсон. — Наверняка смогу. А почему бы и нет? Естественно, придется сделать кое-какие изменения, расшевелить немного эту тихую заводь».

— Вам все показали? — спросил Бенелли. — Ватикан гораздо больше, чем кажется. Первые несколько недель вы будете здесь плутать.

— Не сомневаюсь.