Девять опусов о зоне   ::   Круковер Владимир

Он чувствовал, что подробное изучение всех рисунков и надписей займет не мало времени. И ему в данный момент было не до этого. Он кричал, вертелся, тыкался в мягкие стены и, наконец, затих, закрыл глаза и попытался думать.

Для начала строгий к фактам разум ученого отбросил робкие мысли о том, что все это ему, якобы, снится. Сон не мог обладать такой реальностью. Вариант с психиатрической больницей тоже не выдерживал критики. Замутненное болезнью сознание не могло бы столь логично реагировать. Впрочем, в шизофренических и иных синдромах профессор не разбирался, дилетанствовать он не любил и поэтому просто решил отбросить гипотезу о сумасшествии, как неадекватную.

Профессор постарался выстроить все сегодняшние несообразности в единый ряд. Получалось:

1) Он переместился в пространстве, притом дважды.

2) Он находится в чужом теле, притом несимпатичном.

3) Это тело обладает определенной самостоятельностью, но при строгом мысленном контроле выполняет приказания профессора.

Ряд был стройный. Вывод отсюда никакой не следовал. Профессор решил вернуться в прошлое и попытаться экстраполировать ситуацию.

"Так, вчера с утра у меня была консультация в университете, потом

– кафедра усовершенствования, потом – зубной, потом… Что же было потом? Он никогда не запоминал мелкие бытовые штрихи, но сейчас под действием повышенного содержания в крови адреналина мозг его работал с повышенной активностью. Так, потом он ехал не торопясь в сторону горкома, у него должна была состояться встреча со вторым секретарем, и тут что-то произошло. Но что? Нечто такое, что совершенно выбило его из колеи, из-за чего он совершенно не помнил эту встречу в горкоме, не помнил, как провел вечер. Что же?!"

Пока профессор вспоминает, я улучу минуту и втиснусь в повествование. Знаю, как раздражает читателя это авторское нахальство, это неожиданное появление в занимательном тексте унылой писательской фигуры. Да и ничего умного от этих авторских отступлений ждать обычно не приходится. Чаще всего авторы в закамуфлированной форме жалуются на жизнь, нищенские гонорары, сварливую жену, гастрит, зубную боль или геморрой.

(Кстати, о геморрое. Читатель, наверное, до сих пор пытается понять, почему больной геморроем похож на помесь эксгибициониста и обезьяны. Честно говоря, я сперва хотел написать "экзиционалиста и обезьяны", но никак не мог вспомнить, как правильно пишется термин

"экзистенциализм". А словаря под рукой не было. Поэтому я и выдумал сей чудовищный гибрид. Вообще-то я и о эксгибиционизме и о экзистенциализме имею весьма смутное представление. Зато слова красивые, ученые. А пишу я, все же, о профессоре.)

Но вернемся к авторским отступлениям. Действие повести, как вы поймете, читая ее дальше, если, конечно, у вас после всех этих отступлений хватит терпения ее читать, так вот – действие повести происходит во времена доперестроечные, застойные. В те времена никто не мог вставить рекламу в кинофильм или в книгу. Даже ЦК КПСС. А уж писатель – тем более. Отсюда и возникли авторские отступления – предтеча "Snikersov" end "Marsov". Единственный способ для автора поплакаться в жилетку читательской аудитории. Так что не взыщите, воспринимайте мое словоблудство, как телевизионные вопли "Русского дома Селенга". Но ваучеры, это я вам говорю авторитетно, вкладывайте только у хорошего проктолога. Иначе может быть раздражение или занос инфекции.

И вот тут-то, после небольшого, но напряженного раздумья, профессор вспомнил. И весь покрылся холодным потом от этого воспоминания.

Он вспомнил, как на его скромную "трешку" надвигается уродливая морда самосвала. Потом был треск, страшная боль во всем теле и чернота беспамятства.

"Следовательно, – логично подумал профессор, – я попал в аварию.