Старая тайна, новый негодяй   ::   Романова Галина Владимировна

Нужно было срочно спасать ситуацию, а не стоять обиженной куклой, кутаясь в прохладный шелк.

Я вошла в кухню и замерла на пороге с самым виноватым и скорбным видом, на какой только могла быть способна.

— Сережа, — выговорила я несмело, вдруг поймав себя на мысли, что, кажется, впервые называю его по имени. — Что ты делаешь? Пуговиц практически не осталось. Как ты пойдешь? Давай я пришью, что ли. И на брюках тоже…

— Пришивай Саше, или как его там! — рявкнул он вдруг, удивив меня неимоверно. Уж от кого, от кого я не ожидала подобного собственнического выпада, так это от него. Кто бы мог подумать, что гордый Аракелян опустится до такого тривиального чувства. — Его же тебе жалко! Он бедный и одинокий! Вот и пришивай ему все, что он ни попросит! А меня оставь в покое!

— А чего ты, собственно, орешь на меня?!

Я метнулась к газовой плите и с грохотом опустила на горелку чайник, просто чтобы не стоять столбом на его пути и не пялиться на него глазами, полными слез. Такие выходки простительны девочкам двадцати лет от роду, а не зрелым дамам вроде меня. Как-никак тридцать пять через месяц…

Чайник успел приветственно свистнуть, а Аракелян все ползал по полу в поисках своих пуговиц. По-моему, он просто тянул время, ожидая от меня каких-нибудь неразумных просьб, типа «милый, прости, не уходи». Но я не стала его ни о чем просить, а вместо этого принялась лепить себе бутерброды и готовить в термосе чай.

Я ведь собиралась уезжать на дачу? Так и поеду, господи ты, боже мой! Пускай катятся ко всем чертям все Саши с их щенячьей преданностью и все Сережи с их непомерными амбициями и обостренным чувством гордости. Уеду и займусь запланированными делами. Там сейчас хорошо, тихо. Дачный сезон катится к закату, и детей из окрестных дач развозят по домам. Так что пруд будет полностью в моем распоряжении, и в нем я смогу купаться почти голышом, без опасения быть замеченной. Могу даже посидеть с удочкой, коли возникнет такое желание. И чай буду пить непременно из того самого самовара, с которым так любит повозиться Ирина. И будет мне там так хорошо, так покойно, что все тревожные мысли о несложившемся ни за что меня не посетят… может быть.

— Даш, что мы делаем?!

Я обернулась и удивилась той растерянности, даже подавленности, с которой он перебирал крохотные пуговицы от своей сорочки, которые отыскал на полу.

— А что мы делаем? — с вызовом произнесла я, облокачиваясь о край рабочего стола, чтобы ноги в коленях не так подрагивали от внезапного приступа слабости.

— По-моему, мы ссоримся, Даш, а я этого не хочу. — Сережа подбросил на ладони подобранные пуговицы и вдруг со злостью швырнул их о стену. — Чертовщина какая-то! Летел к тебе, так хотел увидеть, все же было прекрасно, и вдруг… Твои вопросы, потом мои. А оно нам надо, Даш?!

Отвечать что-то смысла не было, да я бы и не смогла. Начни я хоть что-нибудь говорить, непременно расплачусь. О том предупреждал спазм, бинтом перехвативший накрепко горло. Сережа, как и подобает, кинется меня утешать, говорить что-то мягкое и вполне приличное. Все потечет по нужному руслу, и хеппи-энд нашей лавстори обеспечен. По крайней мере на сегодняшний день.

Нет! Так я не хочу. Лучше уж никак вместо как-нибудь… Кем было сказано, не помню, но сказано верно. У нас с ним действительно все получается «как-нибудь». Как-нибудь позвоню, как-нибудь увидимся, как-нибудь переспим, если выдастся случай. Да ладно бы, кто же против? Чего тогда пыжиться и изображать оскорбленную добродетель? Никаких обязательств — значит никаких. Если, конечно же, причина именно в ревности, а не в чем-то другом…

Почему в моей голове мелькнула подобная мысль в тот момент? Этим вопросом я задавалась потом неоднократно.