До будущей весны   ::   Астафьев Виктор

---------------------------------------------

Виктор Астафьев

ДО БУДУЩЕЙ ВЕСНЫ



Река несла лесины, в злобе швыряла их на прибрежные скалы, гулко сшибала друг с другом, беспокойными табунами загоняла их в заливы, водовороты и протоки. Подчиняясь ее прихотям, бревна то мчались вперегонки, то плыли не спеша, поблескивая на солнце своими голыми спинами. Вот еще один, бурлящий в узком месте перекат, стремительный напор — и горы останутся позади. Вырвавшись на свободу, река утихомирится, потечет устало, разольется по низинам и лугам. Но слишком стремительно рванулась река. Лесины заметались, как овцы, попавшие в загон, уперлись в обрывистые берега и подводные камни и замерли. Обузданная затором река волнуется, шумит, свирепо бьется об эту неожиданную преграду и не может сорвать ее.

Но не только вода так упорно старается сорвать затор с переката. Ломая багры, проклиная одуревшую реку, на заторе орудуют сплавщики. Вцепившись баграми в зажатую лесину, тянут они свою незамысловатую песню, мерно раскачиваясь под напев:

…Еще разик, еще раз

Де-о-рнем, по-де-о-орнем…

А дерево не подается, как будто впилось концами в беспорядочно нагромоздившийся лес.

— Вот тебе и дернем-подернем, — высвободив багор, проворчал бригадир сплавщиков Андрей Никифорович Варакин, вытирая пот со лба жестким рукавом брезентовой куртки.

В душе у него, как в реке, кипит и бушует. Андрей Никифорович, потрясая кулаком, сердито сказал:

— Поем. Ревем. А лес ни с места! — С сердцем плюнув, он приказал набросить на бревно трос, повернулся к берегу, где стоял баркас с лебедкой, и крикнул:

— Эй, лебедчик, уснул, что ли?

Лебедчик, как и все сплавщики, не спал уже более суток, но спать и не думал. Обиженно буркнув что-то под нос, он включил лебедку. Баркас вздрогнул, от него побежали частые мелкие волны. Стальной трос, надетый петлей на дерево, начал медленно подниматься из воды и, внезапно спружинив, брызнул серебристым дождем.

Лебедка остервенело зарычала, лебедчик болезненно сморщился и вдруг нырнул за дощатую стенку. По доскам, как выстрел, хлопнул конец оборвавшегося троса. Мотор заглох. Яснее послышались шум реки и ругань лебедчика.

— Что стряслось?

— Пропади все пропадом, зуб у шестерни выломило, и трос порвало.

— Ты похуже тросишко не мог прихватить? — съязвил Андрей Никифорович и проворчал: — У себя бы зуб-то выломил, недотепа.

Лебедчик не огрызнулся. Он уже наслышался всякой всячины. Трос он взял неплохой, да так лебедкой измочалил его, что он весь ощетинился, и вот порвался. Сплавщики, конечно, понимают, что лебедка и сам лебедчик ни в чем не виноваты, да надо же им на ком-то отвести душу. Вот и терпи, помалкивай. Лебедчик тяжело вздохнул, потер воспаленные от бессонницы глаза и принялся сращивать трос. А Варакин в это время метался по затору. Он прощупывал багром в кипящих среди леса щелях, ложился на живот и, точно принюхиваясь, смотрел в глубину, не переставая ворчать:

— И чему ты, старый дурень, научился за свою жизнь? Заломы найти не можешь. А тоже, как путнего, бригадиром поставили… Тьфу, бестолочь.

Исходив затор вдоль и поперек, он с силой воткнул багор в лесину.

— Кажется, каких заторов не разгадывал на своем веку, а этот как заколдованный. — Он постоял в раздумье и крикнул сплавщикам:

— Идите, ребята, обед варить, передохните немного.

— А ты сам-то что, забыл про отдых? — отозвались сплавщики. — Сляжешь ведь.

— Сам, сам… Не до отдыху мне, — отмахнулся бригадир и, зная, что без него не пойдут, с досадой прибавил:

— Да ступайте, ступайте, я скоро приду.

Сплавщики направились к берегу, а Варакин снова принялся за обследование затора, отыскивая в нем особый секрет.