Дом без приведений   ::   Веселов Максим

Зачем мешать человеку? Особенно, в думах. Налила кипятка в обе чашки, прикрыла их блюдцами, мол, пусть заваривается.

– Ваш дом был выбран как лаборатория для Главного Эксперимента. В шестьдесят девятой квартире. А уж всё остальное – получилось само собой. Обычное сострадание…

Лин перенесла кружки на стол, заглянула под блюдце своей, проверяя как заварился.

– Простите за любопытство, а в человеческом теле, вы уже не можете на чай сквозь блюдце посмотреть? – МихСэрычу действительно вдруг стало жутко интересно.

– Могу, почему бы и нет. А вот только так-то, гораздо интереснее… – и она лукаво улыбнулась.

Он понял – у неё есть тело, которым можно пользоваться, а это – ценно. Скорее всего и чаю-то ей не особо хочется, а просто нравится ощущать вкусы. Сахар. Заварка. Обжигающий кипяток. Скоро она станет тихо отхлёбывать, а он сидеть напротив и завидовать, ничерта не в состоянии ощутить.

– А что за эксперимент? И почему нам не сказали? И о каком сострадании вы говорите, если тут весь дом с ума сошёл?

– Ой, бросьте! Никто тут никуда не сошёл. Люди только хотят верить в чудеса, но потенциально не в состоянии в них верить. Природа выбора. Если они вдруг поверят, то уж и перестанут быть людьми в нормальном смысле этого слова.

– А кем они станут?

– Вот это мы и смотрим в 69-й. А про остальных – забудьте. Они сами себя уже убедили, что ничего не видели, кроме бреда собственной фантазии. Разве что "иеговист"… гмм, он, конечно… того… но у него свой путь, ему иначе нельзя. Сострадание… что это, на ваш взгляд? Помощь. Одному надо что б помочь – знак подать, а другому и дерево на голову уронить, что б понял. Это называется: говорить на языке слушающего.

– Ага, как про милиционера вы только что говорили…

– Ну не обижайтесь, подбирала язык. Кстати, вас всех не предупредили тоже по этой причине, языка не нашли, кроме как прислать вам китаянку "по обмену".

Он заглянул в её глаза и оба рассмеялись. Действительно, ну как ещё всем этим Утятам Тимам, Дзержинским и остальной честной компании можно было преподнести знание, даже поверхностную суть которого им не дано осознать? А так – девушка по обмену, не понимает по-нашему, можно не стесняться. Сама будет от всех бегать – голая жеж… Вот оно как.

– А что вы там в 69 затеяли?

– Это касается людей, они поймут, если у нас получится. Пока всё идёт как надо.

– Нуу, извините…

– Нечего извиняться. Возможно, в скором будущем, вам это самому предстоит узнать.

МихСэрыч осёкся:

– Мне уже ничего не предстоит. У меня нет будущего.

– У вас нет уже будущего, как у Образа. Вам пора попробовать чай!

Она поднялась и принялась осматриваться, явно что-то ища на полу. Прошла в зал и через минуту вернулась с фотографией в руке.

– Под пианино залетела, а я думаю – где она? Вот, начинайте.

Лин положила перед МихСэрычем фотографию Саши.

Он поглядел на карточку, на неё… и вдруг всё-привсё понял. Как он сможет оставить Зину с Кешей тут? Никак. Ну абсолютно никак и не сможет! Он должен быть здесь, с ними, оберегать их, радоваться их успехам и помогать преодолевать поражения. Он должен любить их счастье, их улыбки, их радость, ибо всё это и есть – его суть! Глаза МихСэрыча увлажнились. Он с благодарностью поднял взгляд на Лин, она радостно смотрела и едва заметно кивала.

– Возвращайся, МихСэрыч, ты давно не был человеком, возвращайся. Этот мир снова готов к тебе, а ты – очень нужен этому миру.

Послесловие.

Время разбрасывать камни.

Зина брела домой в морозящем душу трансе.

Эйфория встречи со звездой уже сменилась ужасом осознания поступка по отношению к Саше. Стыд заливал её румянцем во все щёки, в груди словно зияла дыра, в которой болтался на верёвке камень несчастья.