Домашняя челядь   ::   Лесков Николай Семенович

Прожект отличается оригинальностью и с первого раза кажется, как будто он написан дельцом в самом настоящем русском вкусе; но, к сожалению, если его разобрать и обсудить, то он весь начинает разваливаться и от него не остаётся ничего.

Известный мне прожект предлагает "установить отношения хозяев с прислугою не на сомнительной почве выгод, а на твёрдой основе страха Божия", причём "страх Божий" понимается сочинителем не так, как его следует понимать в широком смысле, а прямо в смысле устрашения или запугивания.

"Беднейшим классам общества, откуда берётся прислуга,- говорит проект,-надо внушить такой страх земных и загробных наказаний, чтобы люди боялись и подумать поступать против выгод хозяина". Застращивать прислуг советуют Богом, Казанскою Его Матерью, огненными серафимами, также апостолом Павлом, повелевшим слугам повиноваться своим господам, и Иоанном-воином, возвращавшим владельцам бежавших от них рабов, а "в особенности пророком Илиею, которого простолюдины уважают за грозного и боятся его до такой степени, что нигде и ни за что в его день не работают".

Прожект этот трактует прислугу совершенно как детей, которых легко напугать и потом удерживать внушённым им страхом в определённой рамке. Быть может, это до известной степени и справедливо: Казанскую и Илью пророка некоторые простолюдины, действительно, боятся, но про Иоанна воина теперь уже мало знают. Но возможная вещь, что если почаще и пострашнее об этом говорить простолюдинам, то такие устрашения не останутся без влияния, только не следует ли опасаться, что прожект, написанный исключительно в пользу хозяев, к удивлению автора, более всего будет неудобен для самих же хозяев?

Мы позволим себе указать, где нам видится опасность.

Прожект исходит из того, не совсем бесспорного положения, будто "русский простолюдин воздерживается от всего дурного только страхом Божьего наказания, которое ожидает встретить в сей или в будущей жизни,- иначе он сделался бы страшно нагл и дерзок и с ним невозможно было бы управляться". Это не совсем верно, или, по крайней мере, это неверно в отношении всех сектантов, известных в народе под именем "спасённых". Таковы молокане, штундисты и те, которые пошли в России от лорда Редстока и В. А. Пашкова. Людей этих довольно много. Все они верят, что они "спасены чрез свою веру во Христа, искупившего их Своею кровию", и потому нимало не боятся ни ада, ни Ильи пророка. Они верят, что Иисус Христос "их спас", а он "больше всех пророков". По этой вере они живут совсем, "яко неимущие страха", однако же, они не только не впадают в худшие пороки, чем другие прочие, но, по многим свидетельствам, отличаются примерным поведением.

Сектантов этого духа есть довольно между рабочими и между домашнею прислугою, и хозяева дорожат ими, как хорошими людьми. Стало быть, не напрасно ли так порочить весь русский народ, будто с ним только и можно управляться не добром, а страхом?

С другой стороны, мы видим огромное число русских простолюдинов, которые выросли под религиозным страхом и постоянно живут в нём: они соблюдают всё, что им внушено, и твёрдо верят в Страшный суд, и в сатану, и в хождение по мукам, где дьяволы будут предъявлять на них "рукописания", а между тем это не безусловно ограждает их от уклонения от своих христианских обязанностей. Нередко случается даже, что эти строго наставленные люди совершают самые гнусные или самые зверские преступления,- и хотя они потом в этом каются, но нередко опять скоро падают.