Драконова кровь   ::   Пахомов Юрий

А того понять не может, что от кислоты-то дерево горит. А какой звук в горелом, га? Ученые, ку бачь, говорят - секрет итальянцев в лаке. От лака, верно, много зависит. Тут рецепт какой-никакой знать надо: росный ладан там, канифоль, сандарак. Чуток переборщил - хана. Слабый лак не держится, а жесткий - звук сдавливает... Но я-то думаю, дело не в лаке. Тут секрет иной. До него дойти надо.

4

Сараюшка укрылась в глубине двора, за вишняком и заматеревшими кустами сирени. Сколько раз покушались на нее домоуправские власти, наказывали снести в двадцать четыре часа - устояла, однако.

На дверях и по нынешний день сохранились размытые дождями и временем грозные надписи.

Илларион отворяет дверь, в нос шибает крепким запахом ацетона.

Сараюшка изнутри имеет прибранный и даже уютный вид.

Доступ сюда не каждому, и всякий раз, когда оказываюсь я здесь, охватывает меня предчувствие чего-то необычного.

Щелкает выключатель. Загорается сорокасвечовка. Илларион легонько подталкивает меня вперед. Там, в глубине, над аккуратным верстачком висит скрипка - от нее как бы исходит теплый золотистый свет.

- Хм-м,- растерянно хмыкает Илларион, словно бы удивляясь, как можно сотворить такое.

- Да-а, красавица,- невольно вырывается у меня.

В сумеречном свете сараюшки лицо Иллариона сурово, значительно. Он манит пальцем и шепотом говорит:

- То не в лаке загвоздка... Не. В грунтовке дело. Докопался.- Илларион коротко, нервно смеется.- Видал? Я зачарованно разглядываю скрипку.

- Да-а, цвет какой необычный.

- То драконова кровь. В ней и корень. Но штоб никому пока...

Он снимает скрипку с гвоздочка и дает мне подержать. Она легка, прохладна, и ощущение, что от нее исходит сияние, не покидает меня.

Я прикасаюсь к струнам, вглядываюсь в темные отверстия эфов классических, как на скрипках Страдивари. Неужели свершилось, неужели человечеству возвращен утраченный секрет мастера? И рождается во мне зависть к человеку, у которого в наш сумасшедший век, когда все мы спешим, торопимся, колготимся, все хотим повсюду успеть и нет у нас времени подумать о вечном,- отсюда и мелкость помыслов, и страх перед великим, и мыслишки: пусть, мол, кто-нибудь другой, не мы,- есть время для дум...

Зависть порождает недовольство, и убогий наш двор уже не вызывает прежнего умиления. Здесь все в прошлом: хибары, наполовину мертвая акация, летняя печка с закопченной трубой, сараюшка. Все это скоро сметут бульдозеры, и поставят высотные дома со светлыми окнами, лоджиями, и будет в этих домах одна жутковатая особенность: они все на одно лицо.

Драконова кровь...

И вдруг припоминаю, читал где-то: драконова кровь - смола. Обыкновенная смола. И никакой тут мистики нет. Сотни лет известна драконова кровь, а Илларион лишь сегодня открыл. Смешно? Да нет, не смешно... Досадно отчего-то. Драконова кровь, надо же...

Илларион отбирает у меня скрипку и глухо говорит:

- Ну ступай теперь... Притомился я что-то...

5

Воскресный город просыпается с трудом. Позванивают в отдалении трамваи, плывет по небу тягучий медленный звук - точно приближается танковая колонна. Самолет, наверное.

Но звук этот еще позволяет различать чириканье воробьев и даже натужное гудение шмеля.

А в голове возникает другое - вчерашняя дорога, оставленные дела, друзья. Душевный механизм, настроенный на ежедневный ритм, требует действия. И недавнее горькое озарение уже отринулось назад, точно речная быстрина, куда невозможно ступить дважды, и вновь кажется, что жизнь моя полна значительности и смысла. Но тут слух ловит легкое постукивание "стукотит" Илларион. Тр-так, тр-так - звенит молоточек.