Друг человека (История из скорого завтра)   ::   Сенчин Роман

Если всё один - втрое меньше. Поскольку всякий раз поднимайся с карачек и дуй на край поля. А там - ковыряешь мастерком созревшие за лето усы и вместе с землей их рядками, поштучно, в ящик...

Говорят, свинья не видит солнца, зато понимает толк в клубнике - только пусти на поле. Но ему-то эта клубника, кислятина... Когда вот так на карачках, с ящиком, день за днем, то и мысль, что в июне-июле, когда вызреет ягода, когда сдадут ее, взвесив на амбарных весах, и появятся у них деньги на целый будущий год, как-то не особо греет... Тянет к другому, к альтернативе вспаханному полю, и он почти с радостью когда-то согласился пойти служить. В альтернативщики.

Да, не бывает ни клубники, ни клубнички, видимо, без кислотных примесей, отрыжки. И его беда как раз в этом...

Почта приходила чаще всего раз в неделю - в субботу. Ему письмо вручили после глубокого буха утром в воскресенье. Письмо было обычным - явно не тот случай, чтоб рвать постромки и удила закусывать, - но вдруг пыхнуло в груди, как порох: что-то там не так и надо сегодня же, сейчас же быть дома.

Чисто технически: надежная машина, зажигание, газ, и через полтора часа он там.

Взял отвертку, плоскогубцы, вышел из казармы-барака, спокойным шагом мимо строящегося ими, альтернативщиками, пансионата - к гаражному боксу, где рядком, одна другой краше, всевозможных командиров-начальников тачки... И КПП по случаю воскресенья традиционно пуст...

Полтора, не полтора часа, но вскоре он въезжал на белой приземистой "Ауди" в свою деревеньку-дачу. Дачу для городских чудаков-огородников и вот теперь для общественного активиста отца и деревеньку, где, кажется, век довековывать матери и его халде-клубничке.

- О-ой!

...Она была еще припухшая, розовая со сна. Не мать, разумеется. Непроходимой тупостью явилось бы - да это и в голову всерьез не приходило ломиться сразу домой. Сорваться, примчаться и тут же взять и сдаться в плен матери, вот придурком-то надо быть!.. Правда, быть придурком - не грех в той жизни, в которой приходилось кантоваться. Служба эта альтернативная почти, можно сказать, закончилась. Неполных два каких-то года... Ну, "каких-то" - в сравнении с тем сроком, что позади. Хм, если не хватятся "Ауди", не поднимут гам... А впереди что?.. Опять ряды, ящик, усы-рассада?..

- Ой, какие люди!.. Ясно солнышко...

- Иди сюда.

Халда она, конечно. Мать права. Халда она и есть. Но это его халда, и ничья больше.

- Ты откуда спрыгнул? Смылся, что ли, опять?

- Иди сюда...

Он весь горел, но почему-то мялся в пороге, на полосатом затоптанном половичке... И только подумал, что мнется, - сразу пошел к ней и руки раскинул.

- Как от тебя воняет-то, Юр! От сапог, что ли, так?..

- Как?

- Как от козла.

- Сказал бы я тебе...

Тискал ее, лез под халат. Она сжимала его запястья.

- Порвешь резинку, дурак... Мне нельзя сегодня.

- Резинку пожалела. Глядите-ка... принцесса цирка... - Но он понимал уже, что нельзя и почему: технический тайм-аут, непригодность к эксплуатации; и все же еще хорохорился от набранной энергии, не мог остановиться. - Нельзя-а... А если хорошо подумать?

- Может, глянуть хочешь? Удостовериться?

- Да иди ты...

Он чуть не рычал от досады. Все коту под хвост... Покинул часть, спер, правда, на время (но расплата от этого наверняка не будет слабее) тачку, летел сюда, выжимая по гололедице сто двадцать, и вот... Так хотел сразу, без раздумий, прыгнуть в пламя, а вместо него - холодный душ.

- Может, по-другому как-нибудь?

- Дурак!

- Давай тогда хоть покатаемся...

Она непонимающе смотрела на него, потом шевельнула пухлыми, как созревшие ягодки, губами:

- В смысле?

- Ну, я на машине. Давай, Лен, одевайся... - И он, вытягивая из кармана пачку "Винстона", направился во двор.