Двое (рассказы, эссе, интервью)   ::   Толстая Татьяна

После войны пришлось, правда, переехать в Иваново..." - "Не хочет досказать до конца",- отметила Марина.

- Мария Яковлевна, а ведь я вас боялась на первом курсе, и вся группа вас боялась.

- Да что вы?- не верит она.- Неужели я такая страшная была?- Мария Яковлевна смеется, но как-то невесело.- Да, столько лет прошло. И вы, Марина, были тогда совсем другая... А почему вы выбрали нашу кафедру?

В выпускном классе у Марины появилась мечта - выучить какой-нибудь редкий язык,- турецкий или голландский, неважно, какой. Казалось, что если будешь знать экзотический язык, то и жизнь твоя станет особенной, отмеченной тайным знаком. Знакомые будут просить: "Скажи что-нибудь по-албански!" А ты, уже принятая в масонскую ложу, снисходительно улыбнешься.

Когда Марина, еще школьницей, попала в коридор главного здания университета, ее сердце заныло: "Хочу здесь учиться. Пустите меня сюда". Коридор уходил далеко-далеко, но не заканчивался, а переходил во взрослую жизнь. В университет Марина поступила и за студенческие годы тысячу раз прошла по любимому коридору, который часто бывал залит солнцем. Он так и остался в памяти - солнечным коридором несбывшихся надежд. В нем не было ни стульев, ни скамеек. Можно было либо стоять, как в церкви, либо идти вперед. И Марина пошла вперед. В университете она любила все: чужие кафедры, старых библиотекарш с давно истребленной родней, стенгазету "Геолог на картошке" и стертые ступени родного факультета. Проходя мимо кафедры беспозвоночных, она каждый раз думала: "Ну и что же, что вы беспозвоночные,- и вас кто-нибудь любил, и у вас мама была". Весело жилось тогда еще живому, единому университету. Шумно было на факультетских дворах и на Менделеевской линии. Из автобусов и троллейбусов вываливались студенты: ослепительные красавицы на филологический, строгие отличницы - на физический. И на всех факультетах можно было встретить и подтянутых комсомольских активистов, и чудаков, еще не знающих своей горькой судьбы. Народ теснился в столовых и буфетах. Кофе в граненых стаканах размешивали алюминиевыми вилками, в пробегающую мышь можно было метнуть вареным яйцом, а если схватит живот после рыбы в томате, так от этого никто не умер.

Тридцать лет назад Мария Яковлевна была для Марины загадкой. Маленькая, строгая, она всегда вела занятия стоя, не позволяла себе сесть на стул. Она ни разу не зевнула, не чихнула при студентах. Никому не удалось встретить ее в туалете. Студенты не могли себе представить, как она моет пол в кухне или завтракает в бигудях. Никто не делал столько добра, сколько делала Мария Яковлевна. Она дотемна просиживала с отстающими, спасала от отчисления, давала деньги попавшим в беду. Но делала она все это неумело, с неправильным для благодеяний выражением лица.

В Марининой группе было всего два мальчика, и оба из провинции. Один мастер спорта по прыжкам в воду, другой - сын колхозника. Молодые люди маялись на занятиях Марии Яковлевны и учиться не собирались.

- Товарищи, почему вы не перевели текст?

- Мария Яковлевна, у нас словарей нет. В библиотеке не дают, а купить денег не хватает. Мы ведь не ленинградцы...

На следующий день Мария Яковлевна принесла из дома свои словари и, краснея, вручила их двум бездельникам.

- Берегите эти книги, товарищи: они с дарственными надписями. Как сдадите зачет, верните, не задерживайте.

Не пытаясь сдать зачет, провинциалы тихо отчислились, умыкнув словари. Некоторое время Мария Яковлевна ходила задумчивая, но выводов не сделала и снова и снова верила в душевную красоту малоимущих, но деньги и книги никогда не возвращались назад.