Двое (рассказы, эссе, интервью)   ::   Толстая Татьяна

Скажи ей!

ШЕШАЙ: В Японии мох символизирует старость.

МАЛЬЧИК: Красноперая рыба опять вышла на сушу. Зачем, Шешай?

ШЕШАЙ: Я видел из космоса, как учительницы воровали еду в

детских домах. Я видел мир без грима. Попроси мать принести

земляных груш, я перехожу в другое измерение.

Из сеней появляется девушка с большим треугольником в руках.

Напевая финал Шестой симфонии Малера, она скрывается в подполе.

Шешай слезает с печи и начинает кружиться по избе. Потом подходит

к окну и влезает на подоконник. С криком "Конец цитаты" прыгает

из окна".

Леночка кончила читать. Оля сидела не шелохнувшись, боясь встретиться с ней глазами.

- Очень интересно, Лена.- Татьяна достала пачку сигарет, и все молча ждали, пока она найдет зажигалку и закурит.- У меня только одно замечание: не совсем убедительна девушка с треугольником, мотивация ее появления.

Леночка улыбнулась.

- Татьяна Ивановна, ну что вы... Девушка - это совесть Шешая.

Когда во двор Яковлевых вошла корова, Татьяна с Олей стали прощаться. Перед уходом они получили рюкзак с огурцами и бидон с малиной.

- Между прочим, Мичурина никто не отменял,- напутствовал их Яковлев-отец.- В следующий раз угощу фейхоа.

- Ну, что?- спросила Татьяна, когда дом Яковлевых скрылся за поворотом.

- Новые люди,- ответила Ольга.- Об этом мечтал поэт: утром дойка, вечером беседы у рояля.

Всю обратную дорогу она вспоминала пьесу и от приступов дикого хохота то и дело останавливалась. Татьяна улыбалась, но обсуждать пьесу не захотела.

Дома, на крыльце их ждала Аня. Рядом лежал гостинец: авоська с недозрелыми яблоками. Татьяна молча отперла избу, достала из буфета "Русскую", налила стакан и вынесла на крыльцо. Аня взяла стакан маленькой коричневой рукой и выпила залпом.

- Вылечила ты меня. Завтра приду, полы вам помою.

Татьяна прилегла на диван и провалилась в сон. Оля поняла, что не заснет. Захотелось поговорить с маленькой Аней. Ведь была же у нее и другая жизнь, была и она молода. Оля вышла на крыльцо. Аня лежала на боку, прежнее страдание ушло из ее лица. Вокруг головы рассыпались зеленые яблоки. И будить ее не было никакого смысла.

1995 год

Наталия Никитична Толстая

Вид из окна

Александру Раппопорту

Мне было семнадцать лет, и мы жили на даче. В то лето все играли в бадминтон, с утра до вечера. Играли мои сестры, Сережа с соседней дачи и девочки-близнецы, гостившие у нас. А мама не выходила из дома, готовила на всех. Нет, выходила: картошку чистила на крыльце. Не помню, чтобы кто-нибудь ей помогал. Но как весело и безмятежно жили летом шестидесятого года, помню.

Сосед Сережа поступал в то лето в театральный институт. Все понимали, что с его фамилией в институт не поступить. Он и не поступил. В конце августа я встретила его у озера. Сережа сидел на обрыве и смотрел на другой берег озера, пустынный, нежилой. Там был полигон. Надо было подойти и сказать что-нибудь бодрое, фальшивое: "Привет, Сережа. Не унывай. На следующий год поступишь".

Сережа встал и глухим голосом сказал, что хочет на мне жениться, потому что любит меня. И мы уедем далеко. Я молчала. В голове пронеслось: почему нужно уезжать? И где мы будем жить? В домике путевого обходчика? Нам будет там тесно. А когда пойдут затяжные дожди, просто невыносимо.

- Ты мне ответь завтра,- сказал Сережа.- Приходи сюда в это же время.

Я повернулась и пошла к себе на дачу. В этот же день я уехала в Ленинград.

Я встретила Сережу первого сентября. Он ждал меня возле института. Я улыбнулась, но он не улыбнулся в ответ.

- Ты ничего не хочешь мне сказать?- спросил он.

- У тебя шнурок развязался и спина белая.

Он внимательно посмотрел на меня, и я увидела в его взгляде сожаление. Сережину удаляющуюся фигуру я не сохранила в памяти.