Дживс и скользкий тип   ::   Вудхауз Пэлем Гринвел

---------------------------------------------

Пэлем Гринвел Вудхауз

Дживс и скользкий тип

(Дживс и Вустер — 11)



Уже сгущались ночные тени, когда я повернул ключ в замке, и мы вдвоем с чемоданом прибыли в расположение вустеровской штаб-квартиры. Дживс в гостиной развешивал по стенам ветки остролиста, так как близилось неумолимое Рождество, а он любил, чтобы все было честь по чести. Я радостно поздравил его с моим прибытием.

— Ну, Дживс, вот я и вернулся!

— Добрый вечер, сэр. Приятно ли погостили?

— Недурно, я бы сказал. Но рад снова очутиться дома. Как это тот тип говорил про дом?

— Если вы имеете в виду американского поэта Джона Говарда Пейна, сэр, то он проводит сравнение родного дома с дворцами и роскошествами, в пользу первого, разумеется, и дальше пишет: «Дом, милый дом, быть дома лучше всего».

— Он был недалек от истины. Толковый малый этот Джон Говард Пейн.

— Читатели, насколько мне известно, им всегда оставались довольны, сэр.

Я возвратился из Чаффнел-Риджиса, где проводил уик-энд в клинике сэра Родерика Глоссопа, выдающегося лекаря психов, или психоневролога, как он сам предпочитает себя называть, — не в качестве пациента, спешу уточнить, а просто в гостях. Кузен моей тети Далии, Перси, был некоторое время назад поставлен туда на ремонт, и она попросила меня заехать посмотреть, как он. Он забрал себе в голову, уж не знаю почему, что его постоянно преследуют маленькие человечки с черными бородами, и, естественно, ему хотелось как можно скорее от них избавиться.

— Знаете, Дживс, — проговорил я немного позднее, уже потягивая виски с содовой, которым он меня снабдил, — все-таки странная штука жизнь, никогда не угадаешь, чего от нее ждать.

— Вы имеете в виду какое-то конкретное осложнение, сэр?

— Вот, например, как у нас с сэром Р. Глоссопом. Кто бы мог подумать, что настанет день, когда мы с ним будем жить душа в душу, точно два матроса, отпущенные на берег? А ведь когда-то, вы, может быть, не забыли, он внушал мне невыразимый ужас и, слыша его имя, я подскакивал до потолка, как вспугнутый кузнечик. Помните?

— Да, сэр. Я отлично помню, что вы относились к сэру Родерику с опаской.

— А он ко мне.

— Между вами определенно существовала некоторая натянутость. Ваши души не сливались в согласии.

— Зато теперь у нас такие добрые отношения, лучше не бывает. Преграды, нас разделявшие, рухнули. Я улыбаюсь ему, он — мне. Он зовет меня Берти, я его — Родди. Одним словом, акции голубя мира на подъеме и даже грозят достигнуть номинала. Мы ведь с ним, точно Седрах, Мисах и Авденаго, если я не путаю имена, вместе прошли сквозь пещь огненную, а это как-никак связывает.

Тут я подразумевал тот случай, когда мы оба — по соображениям, в которые здесь не стоит вдаваться, скажу лишь, что они были вполне основательными, — зачернили себе лица, он жженой пробкой, я ваксой, и вдвоем провели страшную ночь в блужданиях по Чаффнел-Риджису, не имея, как это говорится, где приклонить главу. С кем вместе пережил такое, тот уже никогда не будет тебе чужим.

— Но я расскажу вам одну вещь про Родди Глоссопа, Дживс, — продолжал я после того, как щедро отхлебнул живительной влаги. — У него на сердце тяжесть. Физически-то он, на мой взгляд, в полном порядке, как огурчик, на зависть любому овощу, но он в унынии… подавлен… расстроен… Говоришь с ним, и видно, что его мысли витают где-то далеко, да и мысли эти не из приятных. Слова из него не вытянешь. Я чувствовал себя, как тот заклинатель из Библии, который попытался заклясть глухого аспида, и ни тпру ни ну. Там еще был один тип, некто Блэр Эглстоун, возможно, он и послужил причиной его угнетенного состояния, потому что этот Эглстоун… Слыхали про такого? Он книжки пишет.

— Да, сэр.