Джокер   ::   Аскильдсен Хьелль

Посмотрела на меня. Я не мог обернуться, меня сковало обидой. Она сказала: бедный ты, бедный, Иохим. И ушла. Я услышал, что она включила воду на кухне, потом хлопнула дверью спальни, и стало тихо. Не знаю, сколько времени я просидел, перенизывая слова в ее последней фразе, ранившей меня, несколько минут, наверно, но потом мысли перекинулись на другое. Я встал и подошел к камину. Ни золы, ни пепла, все как было. Надо проверить мусорное ведро, решил я, но тут же засомневался – я боялся, как бы Люси не накрыла меня за этим занятием. Но потом подумал, что она ведь не знает, что я ее видел. Тогда я открыл шкаф под мойкой – сверху на мусоре чернел уголок сожженной карты. Я достал его, покрутил, помял, мной владели сомнения и нерешительность. Уж слишком много вопросов. Неужто она нарочно принесла свечку, чтобы сжечь карту? Одну из пасьянсных, видимо? Но почему свечка? И что за причуда жечь карты? И с чего вдруг она отнесла свечу обратно? Интересно, а что это была за карта? На последний вопрос я мог поискать ответ: я бросил карту на мусор и пошел в гостиную. Карты лежали на столе, я вытащил их и пересчитал – тридцать пять. Джокер один. Значит, она сожгла джокера. Я рассмотрел уцелевшего: шут вытаскивает из рукава туза червей и подмигивает. С неясным чувством мести я спрятал джокера в карман, а колоду засунул назад в коробку.

Когда час спустя я пришел ложиться, Люси уже спала. Я долго ворочался без сна и проснулся утром, ничего не забыв. Лил дождь. Я попробовал вести себя так, как в обычное воскресенье, но не вышло. Мы позавтракали в молчании, то есть Люси бросила пару фраз ни о чем, я не ответил. Тогда она сказала: что так мучиться, ты не обязан сидеть тут со мной. В голове у меня померкло. Я держал в руке нож и с такой силой всадил его в блюдце, что оно разлетелось. Я вскочил и, выбегая из кухни, крикнул: бедный, ты, бедный, Иохим!

Домой я вернулся через несколько часов. Я решил сказать, что сожалею о своей несдержанности. Дом стоял темный. Я зажег повсюду свет. На кухонном столе лежала записка: «Привет. Я позвоню завтра или позже. Люси».

Так она ушла из моей жизни. После восьми лет. Сначала я отказывался в это верить, я не сомневался, что с течением времени Люси поймет, что нуждается во мне так же сильно, как я в ней. Но она, как теперь ясно, этого не поняла, и мне приходится признать очевидное: я ошибался в ней.