Елки-моталки   ::   Чивилихин Владимир

Их уже вызолотило солнце, а равнина еще спала. Под сизой утренней дымкой неровности ее были сглажены, краски притушены. И самолет шел пока в земной тени. Но вот он поднялся до уровня далеких гор, и его облило светом. Родион смотрел через окошко на мокрые еще крылья самолета, на смурую землю и слепящее солнце, чувствуя, что вот-вот оно зальет долину и теплый дух от земли рассеет утреннюю марь.

Внизу потянулась тайга, в ней запетляли речки. Полые воды кое-где еще стояли в луговинах и спрямляли излучины, однако сила их прежняя уже сошла в Енисей. Щетинились голые редкостойные леса, в них пестрел снег, но белого оставалось совсем мало.

Прежние годы Родион соскакивал, когда тайгу уже окидывало зеленым дымом и она дышать начинала. А в такую, полумертвую, не приходилось давно. И не шибко-то манило. Но Родион знал, что стоит ему увидеть пожар, и он сам весь займется.

В кабине было тепло и по-домашнему звякала какая-то железка, не то пряжка на парашютных ремнях, не то еще что. Иногда самолет содрогался, однако Родион совсем не думал о его немощности и хрупкости. Чувствовал, как текут мимо окна упругие струи от мотора, будто бы держат и зыблют самолет...

Помнится, об одном только беспокоился - насчет ветра. Весняк гулевой дерева мотает и совсем иссушает тайгу. Летом-то подлесок да кусты зеленые пружинят, не дают ветру ходу, а пока некому его усмирить, и он рвет насквозь, шумит по сухой траве да неперепревшему листу. Выйдешь на такое продувное место - держись цепче, сбивает, будто с крыла.

От ветра все зависит. Первым делом засечь, куда пристрелочный парашют потащит, а то в прошлом году на севере спустили на нем капсюли и полдня шуровали в заломах, ободрались все на поторчинах, будто козы. Продукты-то Гуцких сбросит просто так. Родион загодя накупил еды и упаковал все в двойной мешок, чтоб не рассыпалось, когда внутренний прорвется от удара.

А потом, если сядут без приключений, надо стаскать все в хорошее место и ручей найти. Без воды пропадешь у огня, запалишься. Тропу было бы славно еще разыскать, да поторней. Платоныч говорил, что там деревенька недалеко. Это хорошо, подмога будет. Кто-то из местных поджег, не иначе. "Ну, мы их за это с Санькой погоняем, елки-моталки!"

Ближе к горам пошли старые вырубки, а на гребнях стояли не тронутые топором кедрачи. Ага, вот и деревня. Она сейчас отрезана, потому что зимники пали, а весенние дороги так раскиселило, что тракторы захлебываются.

Дым показался. Горели прошлогодние лесосеки, и пожар не успел еще набрать силы. Не пожар, можно сказать, а пожаришко. Он шел снизу по распадку, и было самое время пересечь ему путь к гриве, от которой начиналась живая тайга. Она захватывала все водораздельные места, опускалась темными клубами в далекие и глубокие урочища. Если огонь подкатит к вершинным кедрачам - пиши пропало. А так на денек всей работы, если взяться по-доброму, деревней.

Платоныч тронул плечо пилота, и тот понял сразу, завалил самолет на крыло. В деревушке забегали люди и собаки, когда пожарники сделали над ней "коробочку". Вот дом лесника с белыми номерами на крыше. Гуцких заполнил под копирку донесение о пожаре, приготовил записку. Он сообщил, что в Черный Лог сбросят двух парашютистов. Туда надо срочно послать связного на лошади, а мужики с топорами и лопатами должны быть там сегодня к вечеру.

Развернулись, скинули вымпел с бреющего, и Родион успел увидеть в окно, что внизу махнули белым флагом. Все в порядке, скорее на пожар! Деревенские помогут охлопать, отоптать очаг, им только скажи, что и как. Это Санька умеет.