Евангелие от Марии или немного лжи о любви, смерти и дееписателе Фоме   ::   Талмер Моника

-Что же это за Бог, которому нужна такая ложь, чтобы оправдать себя?…

— Я думаю о ней, -сказал Фома.

— И что же ты думаешь?

— Что она, Иосиф, кажется, не лжёт…

— Я видела его, -сказала она. -Видела. Он воскрес.

Наступила тяжёлая пауза.

— Ты несносна, Мария, -сказал Андрей. — Ни перед чем ты ни остановишься… Нет для тебя святого. Даже теперь…

— Что ты хочешь доказать, неразумная женщина? -Едва сдерживая ярость, зашипел Пётр.-Что перво-наперво у него — ты?! Что ни здесь, ни там нет у него других дел и забот?

— Конечно, -хмыкнул Иоанн. — Куда уж нам всем… Но о Боге, о Боге бы подумала! Иисус давно уже на небесах, с Отцом, Мария, это то, чего он хотел всегда. Что делать ему здесь, с тобой, теперь…

— Я просто… Я просто первая пришла. Я пришла первой, и его увидела, когда он ещё… Да почему, почему вы не верите мне?!!

— Может, просто потому, что ты лжёшь? Не знаю, что на уме у тебя, но думаешь ты, как и всегда, только о себе. Всё закончилось, Мария. Всё. Хватит. Никто не станет тебя больше терпеть. Ему ты нравилась чем-то -волосы, может, глаза… Но больше здесь нет никого, кто станет тебя слушать.

— Андрей! Я не знала… Вы притворялись!… Я не знала, что вы так ненавидите меня!…

— Да за что же, вот за что же тебя любить? Вечно у тебя полно всяких выдумок. Сегодня ты скажешь, что Иисус воскрес, завтра -что он торгует чем-то на базаре… Довольно этих глупостей.

— Иди, ищи себе теперь другого учителя, -сказал Иоанн. -А нам оставь хотя бы память…

— Пойдём отсюда, Мария, -отделяясь от стены, сказал Фома. -Тебе незачем слушать их. Идём. Больше нам здесь нечего делать.

— Вот и дееписатель проснулся! Птичка наша недолго останется одна… Поглядите на него -только проклюнулся, а туда же! Хоть что-то, а от учителя урвать себе, хоть вот её…

— Да как же вы… Что же это, Фома?!…

— Пойдём, Мария, просто пойдём, -взял Фома её за локоть. -Не надо больше…

— Я вам вот что скажу, хоть вы и не хотите слушать, жалкие, глупые люди! -Вырвалась Мария. — Вы не знаете ничего, вы ничего, совсем… не знаете! — Из последних сил она пыталась придать словам твёрдость, но голос её дрожал. — Вы… вы не знаете, что он мне говорил, что он вообще говорил, вы не знаете его!… Это вы всегда думали о своём, каждый, а его не знали!… А он… он насквозь видел вас, он знал вам цену, он мне говорил…

Она перевела дух и тихо закончила:

— И вы ещё не знаете меня. Ничего вы не знаете… Я знаю вас -а вы не знаете меня.

Они шли под тёмным, тяжёлым, сползающим на Иерусалим небом в молчании. Всё покорно тонуло во мраке, и только Храм сиял, выхваченный из тьмы неведомо как лившимся на него сверху белым светом. Виляющими узкими улицами они вышли в верхний город и, обойдя Храм, оказались у Золотых Ворот, где старые Давидовы стены сходились со стенами Агриппы. Напротив у подножья Елеонской горы виднелся тревожно шумевший Гефсиманский сад, над которым нависла свинцовая туча, готовя грозу. Тут Фома замедлил шаг и, подойдя уже к воротам, вдруг остановился.

— Мария… -как-то странно сказал он на самом выходе из города. — А где ты была… тогда вечером, ночью… и на следующий день, когда… — он кивнул головой на Гефсиманский сад.

— Фома… -прошептала Мария. — Выйдем из города… скорей, прошу, уйдём прочь из Иерусалима… пожалуйста, пойдём…

Она взяла его за рукав, но Фома убрал её руку и не сдвинулся не на шаг.

— Нет, я только хотел сказать, что он тебя ждал… до последней минуты оглядывался, искал… за столом с нами сидел сам не свой… таким я его никогда не видел. Не моё это, конечно, дело… но всё-таки… можешь сказать?

— Нет! -Мертвея, отрезала она. — Не могу… не твоё дело, Фома! Не твоё…

— А… -протянул Фома, и лицо его стало непроницаемым, как небо Иерусалима.