Фальшивая монета   ::   Горький Максим

Д у н я (вбегает, - это девица лет 25-ти, жеманится, приглядываясь к Стогову, картавит). П'едставьте, всё ещё летят иск'ы. Я вынесла на те'асу батистовое платье, и вд'уг оно заго'елось, - вот какая ды'а. Я п'ибежала сказать вам...

Я к о в л е в (внушительно). Искры летят оттого, что люди роются на пожарище.

Д у н я (удивилась). Да?

Я к о в л е в. А вы думали - отчего?

Д у н я. П'едставьте, я вовсе не думала об этом!

Н а т а ш а (уронила на пол блюдце). Ах, несчастная!

Я к о в л е в. Хозяйка, эх...

П о л и н а (с верха). Нет ключа.

Я к о в л е в. Как же это?..

К л а в д и я. Идёмте, я отопру без ключа!

Я к о в л е в (Стогову). Пожалуйте. Хаос у нас. (Ведёт его к двери в кухню. Навстречу - Ефимов, в руках его по тяжёлой связке книг, он держит их, как вёдра с водою.)

Д у н я. Ах, какой ужас был ночью, какое раззорение!

Н а т а ш а. Забыла, Дуня, нужно сказать - 'аззоение...

Д у н я. Ах, оставь! Что тебе? Ты любишь осмеивать всех, а мне нравится картавить.

Е ф и м о в (опустил книги на пол, отирает пот с лица). Для Натальи Ивановны стеснять людей - первое удовольствие.

Н а т а ш а. "Философия составляла любимый предмет Агафьи".

Д у н я. Это что ещё за Агафья?

Н а т а ш а. Старушка одна у Льва Толстого, в "Анне Карениной".

Е ф и м о в. Ваш Толстой мыло считал произведением искусства.

Н а т а ш а. Агафьюшка, это не Толстой, а Левин.

Е ф и м о в. Всё равно. У серьёзного писателя и герои не говорят глупостей.

Д у н я. Наташа, - кто этот господин?

Н а т а ш а (отломила ручку чашки). Ещё одно несчастие!

П о л и н а (как во сне, спускается с лестницы, испуганно остановилась). Какое несчастие?

Н а т а ш а (показывая ей чашку). Как трудно трудиться, Поля!

Е ф и м о в (толкая ногой связку книг). Вот, - за швейную машину энциклопедическим словарём заплатили. И то - слава богу, - могли ничего не заплатить, а машина-то уже в ссудной кассе заложена. Да... В других странах невозможно подобное... извращение фактов, а у нас... (Огорчённо махнул рукою, взял книги, идёт к себе.)

Н а т а ш а. Ты этого бритого не встречала раньше?

П о л и н а (беспокойно). Где же? Куда я хожу? Только в церковь...

Д у н я (идёт за Ефимовым). Интересного мужчину и в церкви заметишь.

П о л и н а (ходит по комнате, дотрагиваясь до разных вещей). Ничего я не замечала. Всё это напрасно...

Н а т а ш а. Что ты ворчишь?

Б о б о в а (входит с узлом в руке. Женщина за сорок, говорит певуче, крепкая, бойкая). Здравствуйте, дорогие, на долгие года! Страхи-то, ужасти, пожарище-то каков! Я, подобно мыше летучей, всюю ноченьку металась, не знай как! Третий разок посещает господь городок наш огненной бедой, и раз от разу всё погибельней. Растут, видно, грехи-то наши, возрастают... Не помочь ли вам в уборке-то, устали, поди-ко?

(Полина, разбирая вещи, часто поглядывает в окно на двор, прислушивается.)

Н а т а ш а. Вот именно - помоги! Умираю от усталости...

Б о б о в а. Женишка твоего видела сейчас.

Н а т а ш а (равнодушно). Где?

Б о б о в а. Сюда идёт с Кемским.

(Наташа, составив на поднос чайную посуду, несёт её в кухню.)

Б о б о в а (Полине). Нет, как ведь господь милостиво оградил вас, всего на два дома до вашего иссяк огонь...

П о л и н а (глухо). Сгореть бы и этому...

Б о б о в а. Ну, зачем же? Нас не стены держат, а глупость да робость наша. Однако неудобный домок, неудобный! Что это Наташа не уговорит крёстного отца совсем подарить ей рухлядь эту? А то - живёте вы под барским капризом: сегодня - любезны, а завтра - пошли прочь! А Наташе-то продать бы дом этот, а я бы покупателя нашла.

(Глинкин входит из магазина. Красивый молодой человек 22-25 лет. Лицо нахальное. Немного выпивши или с похмелья. В кожаной куртке, охотничьих сапогах, в картузе с дворянской кокардой. В руках - портфель.)

Б о б о в а. Дворянину - почтение! Что это, какой кожаный сегодня?

Г л и н к и н. Не твоё дело. Где Яковлев?

Б о б о в а.