Стриптиз   ::   Хайасен Карл

Классная работа, с гордостью подумал Шэд и, наложив фольгу на стаканчик, снова запечатал его, плотно обжимая фольгу вдоль краев кончиками большого и указательного пальцев. Теперь у него в руках вещественное доказательство! Бережно и осторожно он поднял стаканчик, отнес его в холодильник, где танцовщицы держали свои продукты, и поставил на вторую полку, между упаковкой из шести банок диетического «спрайта» и головкой сыра. Поверх этикетки «Йогурт деликейто» он прилепил крупными буквами выведенное предупреждение: «НЕ ЕСТЬ И ВООБЩЕ НЕ ТРОГАТЬ!» Однако, перечитав его пару раз, он счел его недостаточно категорическим, поэтому, нацарапав на клочке бумаги еще одно, прилепил его под первым: «Собственность Шэда».

Сочтя дело окончательно завершенным, Шэд направился в зал – взглянуть, не нужно ли задать кому-нибудь взбучку. Оказалось, нужно: лупоглазый торговец машинами «вольво», сидевший за восьмым столиком, как раз начал слишком уж доставать девушку, принесшую ему коктейль. Тычась пьяной физиономией в ее босые ноги, он норовил поймать губами (и хорошо еще, если только губами) ее пальцы. Безо всякого усилия Шэд выкинул его через заднюю дверь, после чего, выудив из холодильника бутылку пепси, занял позицию на одном из высоких стульев у стойки.

Около полуночи тощий малый в квадратных очках появился и уселся на привычном месте – за столиком номер три.

На сцене Эрин отплясывала так, что небу становилось жарко.

«Кое в чем ты не права, – подумал про себя Шэд. – Уж я-то вижу твои глаза, детка. Каждый вечер. И они у тебя зеленые, это уж точно».



Глава 2

Малкольм Б. Молдовски не слишком затруднял себя выбором выражений, в глаза охарактеризовав конгрессмена Соединенных Штатов Дэйва Дилбека как «дерьмоголового идиота с мандатом в кармане».

Дилбек, памятуя о влиянии, связях и возможностях Молдовски, безропотно проглотил это живописное определение, пробормотав только:

– Мне очень жаль, Малкольм...

Меряя шагами кабинет конгрессмена, Молдовски останавливал холодный, исполненный презрения взгляд на украшавших стены дипломах, табличках и прочих свидетельствах, напоминавших о тех или иных моментах долгой и отнюдь не головокружительной политической карьеры Дилбека.

– Ну и заварил ты кашу, – сказал он наконец. – Не знаю, удастся ли ее расхлебать.

Молдовски был мастером высочайшего класса по улаживанию различных щекотливых дел, хотя в его декларациях о доходах, регулярно представляемых в налоговую инспекцию, значился совсем иной род деятельности.

– Да нет, никаких проблем не будет, – возразил Дилбек. – Мы ведь убрались до появления полиции.

Малкольму Молдовски не повезло – можно сказать, крупно не повезло – в смысле роста, но он компенсировал недостающие футы и дюймы тем, что одевался, как член какой-нибудь королевской семьи, и щедро поливался дорогим одеколоном. Его потрясающий гардероб и всегда исходившие от него экзотические ароматы производили на окружающих такое впечатление, что запросто могли отвлечь внимание собеседника от того, что в этот момент говорил Молди. А между тем Молди никогда не тратил кислород на произнесение лишних или маловажных слов.

– Ты слушаешь меня? – спросил он Дилбека.

– Конечно. Ты сказал, что проблема есть, и немалая. А я сказал, что не вижу никакой проблемы.

Верхняя губа Молдовски приподнялась и изогнулась в презрительной усмешке, обнажив зубы, мелкие и острые, как у небольшой обезьяны. Подойдя ближе к Дилбеку, он спросил в упор:

– А тебе говорит о чем-нибудь имя Гэри Харт? Или, может быть, черт тебя побери, устроить тебе курс освежения памяти?

– Но то была совсем другая история!

– Да уж, действительно. Из-за мистера Харта никто не попадал в больницу.