Филаретки   ::   Форш Ольга Дмитриевна

- Повторить!

Опять все сначала - раз, два - под шепот хора певчих, уходивших из зала:

- Фи... Филаретки...

Ненавидели Филарета, ненавидели Пушкина.

Про почетного опекуна, который должен был посетить вечер, был пущен слух, что он не настоящий человек, а сделанный. Барон носил парик и поигрывал челюстями. Он вставал, садился и кланялся так напряженно, как будто нажимал для этого дела пружину сложного механизма, - и тот действовал.

Девочек очень интересовало, где именно и что барон у себя нажимает. Мне поручено было досмотреть.

Наступил литературно-вокальный вечер. Мы надели открытые кружевные пелеринки с розовыми бантами. Нас причесывал парикмахер. Волосы вились, ряда не было. Собрались было круто помадить, но вошла начальница и сказала:

- Она говорит строптивого Пушкина, к тому же он был из негров, - можно ей волосы не помадить.

Вечер открылся хором "Где гнутся над омутом лозы". Потом мы, филаретки, поднялись на высокую кафедру. Мы растаяли в реверансе. Перед глазами горели люстры, лысины, бриллианты дам, украшенных орденом Екатерины.

Барон сидел в креслах, в первом ряду, около начальницы.

Он мутно глядел перед собой. Его левая рука, как обыкновенно, смирно паслась на красном бархате сиденья. Правая рука барабанила длинными желтыми пальцами по колену, обтянутому белым сукном камергерских панталон.

"Он нажмет в правой коленке", - решила я и, не отрывая глаз от бароновой ноги, окунулась еще раз, уже отдельно, в глубоком придворном реверансе. Когда все туловище было откинуто назад и весь упор шел на левую пятку, надлежало мне, Пушкину мятежному, начать грешный мой ропот самым толстым, сердитым голосом:

Дар напрасный, дар случайный, Жизнь, зачем ты мне дана?

Иль зачем судьбою тайной Ты...

Начальница, сидевшая рядом с бароном, уронила на паркет белоснежный платок. Барон шевельнулся поднять. Я забыла стихи, я чуть присела, чтобы поймать, где именно нажмут желтые пальцы барона.

- Продолжай! - побагровев от усилия, сказала начальница. Пока барон тормошился, она сама достала платок.

"Если испортился механизм, барон не встанет. Так и будет сидеть. С креслом его унесут или нет?" - мучилась я положением барона.

- Про-дол-жай!

Но я забыла стихи:

...Иль зачем судьбою тайной Ты на... что-то суждена...

Начальница презрительно махнула платком, и Филарет покрыл мое самодельное бормотание невыносимо высокими нотами:

Не напрасно, не случайно Жизнь от бога нам дана...

Женским визгом, без передышки, сплошным комариным звоном прозвенел в зале "куплет" владыки. Громадный Филарет, испугавшись моего примера, гнал во весь опор, боясь забыть текст и не допуская паузы. Раскаявшись немедленно, Пушкин хороший - девочка среднего роста - прорычала усеченные "Стансы":

Я лил потоки слез нежданных...

Реверанс мы сделали хорошо - все три как одна.

- Пушкин! - выстрелил барон и поднял вверх желтый палец. - Пушкина похвально выучить наизусть.

Мы ушли под шепот хора:

- Фи... Филаретки!

Я забилась в классе на заднюю парту. Вошла классная дама.

Она мне сказала:

- Ты осрамила весь институт. Не можешь запомн-ить стихи - пока другие танцуют, учи, милочка, прозу!

Она развернула передо мной "Капитанскую дочку" и, отчеркнув ногтем: "отсюда - досюда", ушла.

Я осталась в классе одна. Взяла книгу. И мне сразу понравилось: "Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось с снежным морем. Все исчезло.

- Ну, барип, - закричал ямщик, - беда - буран!

Я выглянул из кибитки..."

Кибитка... Кибитка?

"Кибитка - это не фаэтон, это не коляска, это не бричка, это возок".

Я размахнулась и хватила "Капитанской дочкой" стекло висячей лампы.

Меня увели в карцер.

И еще один раз я пострадала за Пушкина.

Я и моя подруга были обе с Кавказа и очень тосковали по горам. Особенно весной.