Фокус-покус   ::   Воннегут Курт

Но не успел я стать его соседом, как он решил, что никаких приятелей ему не нужно. Это не имело никакого отношения к моей личности или к моему поведению. В его представлении, я думаю, друг был чем-то вроде товара, который норовят сбыть с рук к Рождеству или к другому празднику. Зачем осложнять себе жизнь обременительными излишествами, только потому, что этот товар — дружбу — рекламируют почем зря, как на дешевой распродаже?

Так что он продолжал бродить в одиночестве, в одиночестве кататься на лодке, в одиночестве садиться за стол. Я ничего не имел против. У меня была бурная общественная жизнь на том берегу озера.

* * *



Но на следующий день после показа документального фильма, к вечеру, когда пора было ужинать, я как раз подгонял свой пластиковый умиак к пологому берегу, где стояли наши 2 дома, в заброшенном городке. Я рыбачил. В Сципион я не заглядывал. Мои 2 самых больших друга — Мюриэль Пэк и Дэмон Стерн — уехали на каникулы. Они не собирались возвращаться до Недели Знакомства с Новичками, перед началом осеннего семестра.

Начальник поджидал меня на берегу, высматривал меня на моей идиотской посудине, как мать, которая смертельно беспокоится о маленьком сыночке. Может, я опоздал на встречу с ним? Нет. Мы никаких встреч никогда не назначали. Единственное, что мне пришло в голову, — что Милдред или Маргарет попытались спалить один из наших домов.

Но когда я причалил, он мне сказал:

— Вы должны узнать обо мне одну вещь. Я не видел никакой особой надобности знать о нем что бы то ни было. Мы не работали в тюрьме бок о бок. Он не интересовался, чему и как я учу заключенных.

— Я был в Хиросиме, когда на нее сбросили бомбу, — сказал он.

Мне кажется, он хотел, чтобы я сам додумался до простенького уравнения, которое отсюда вытекало: бомбежка Хиросимы была точно так же непростительна и была типично человеческим поступком, как Избиение в Нанкине.

Так я узнал, как он спрыгнул в канаву за мячом, когда был еще школьником, и как он выпрямился и понял, что, кроме него, в живых никого не осталось.

Ну и так далее.

Закончив свой рассказ, он мне сказал:

— Я решил, что вам надо об этом знать.

* * *



Я рассказывал уже, как на меня напал психосоматический зуд, когда Роб Рой Фенстермейкер поведал мне, как его облыжно обвинили в растлении малолетних. Это был не первый приступ. Первый раз это случилось, когда Хироси рассказал мне про ту бомбежку. У меня сразу зачесалось все тело, но не стоило чесать — не поможет.

И я сказал Хироси те же слова, что потом сказал Роб Рою:

— Спасибо за то, что поделился этим со мной.

Если не ошибаюсь, эта фраза родилась в Калифорнии.

* * *



Я пережил искушение — а не показать ли Хироси «Протоколы Тральфамадорских Мудрецов»? И очень рад, что не поддался. Я мог бы почувствовать себя соучастником его самоубийства. Он мог бы оставить записку с такими словами: «Тральфамадорские Мудрецы опять победили!»

Только я и автор «Протоколов», если он еще жив, поняли бы, что он хотел сказать.

* * *



Самое тяжкое в его рассказе о том, как все, что он любил и знал, превратилось в пар, относилось к местности на границе эпицентра взрыва. Там было множество людей, умиравших в страшных мучениях. А он был всего лишь маленьким мальчишкой, если вы помните.

Наверно, он пережил примерно то же, что пережил бы, идя в далеком 71 году до Рождества Христова по Апписвой дороге, где 6 000 людей, которых не считали людьми, были распяты по правую и левую сторону. Какой-нибудь малыш — а может, и стайка ребят — могли бы пройти по той дороге в те дни. А что может маленький ребенок сказать в такой обстановке? «Папочка, я хочу в туалет»?

* * *



По прихоти судьбы мой адвокат оказался и хорошим знакомым нашего посла в Японии, в прошлом сенатора, Рэндольфа Накаямы из Калифорнии.