Газета в селе   ::   Левитов Александр Иванович

Беда!

"Это точно!" -- тосковали сожженные солнцем хлеба, деревья и травы.

-- А может, и другое что? -- продолжалась мужицкая дума тоскливая. --Может, и набор какой, ведь оно не узнаешь.

"Как узнать! -- соглашались хлеба, деревья и травы. -- Простому, слепому человеку про это никак невозможно узнать".

Но не слышит мужик этих голосов тайных, которые редко кто может слышать. Все молчит около него, -- и едет он -- и тоскует и думает, что как бы в селе на миру, чего доброго, не притаскали его за такие дела всем миром-собором.

-- Тут как раз на поронцы наскочишь, да еще, пожалуй, полведра велят становить. Нонича на этот счет осторожно!..

Но вот впереди показалась небольшая партия солдат, с ружьями, тяжелыми ранцами, в расстегнутых шинелях, в красных ситцевых нагрудниках, толсто подбитых ватой, У редкого из них не было в руках гармоники, а один из партии так даже играл барыню на самоделковой скрипке и в то же время, несмотря на страшную жару, бойко подплясывал. При виде этой веселой группы у мужика немного отлегло от сердца.

-- Эй, земляк! -- вдруг заговорил скрипач, подбегая к телеге -- Как тебя звать-то? Я забыл...

-- Был Лука!

-- Я так и думал. Купи, Лука, трубку у меня. А? Вот так трубка! Вся она из цельного азиатского камня сделана, а достал тот камень со дна морского один арап, с него после всю шкуру содрали, потому он был кошшунник, которые, знаешь, может, кошшунствуют какие.

-- Ах ты черт! -- похвалили скрипача товарищи, усаживаясь в телегу к Луке. -- Он у нас, дядя Лука, шутник, только злости в нем нет. Ты его не бойся, нас кстати подвезешь.

-- Вы вот что, ребятушки, царские слуги, -- сказал Лука. -- Вы проходите лучше, а то совсем пристанет у меня лошаденка. Где мне вас одному поднять, тут, может, три подводы нужны.

-- Ну, ну, ничего! Мы слезем, ранцы-то вот хоть нам успокой.

-- Ранцы клади, ребята; а сами так сторонкой идите, потому есть тут у меня в телеге сигналы такие казенные.

-- Какие такие сигналы? -- живо спросил скрипач.

-- Навалил там в городе, а какие -- не знаю. Наказали беречь. Надо полагать, что какой-нибудь штраф али бы што...

-- Дай-ка я взгляну, что там такое у тебя, -- вызвался скрипач, и вслед за тем он растормошил свитку, скрывавшую тюк, важно наморщил брови и по складам прочитал наклеенную на нем надпись: "газ-з-е..."

-- Ребята! Бежи в поле, -- вдруг вскрикнул грамотей. -- Опасно...

Солдаты стремглав прыснули от телеги, а скрипач продолжал, обращаясь к Луке:

-- Так ты не знаешь, что это?

-- Да кабы знал...

-- Давай полтинник и благодари бога, что я случился тут ...

-- А что?

-- А вот что: не будь тут меня, сейчас бы тебя, может, в мелкие куски растерзали -- энти-то! Ты этого не знал? Доставай деньги проворнее, а я покуда побегу корни рыть.

Мужик начал развязывать большой кожаный кошель, висевший у него на шее; а солдат принялся пристально осматривать местность и говорил:

-- Где теперь найдешь этот корень? Он прозывается корень дражнилка --шиш ему в рот! Только в полдень его и отыщешь.

И партия и телега остановились. Все ждали. Завязался такого рода разговор:

-- Черт! -- говорил наставительно солдат Луке. -- Ведь она живая...

-- Кто?

-- Да эта-то, что ты везешь-то! Ведь она, леший, одного, что ль, тебя загубила, а? Ведь вон тоже в Хирсонской губернии случай мне выпал повидать, как одному такому-то навязали, так ведь он беситься стал. Семь его монахов, может, пятьдесят зорь на страшной свече отчитывали, эдакую тяжелую книгу всю от доски до доски над ним прочитали, а он все пуще и пуще бесился, -- всю печь в избе съел. Сидит и жует глину-то и говорит: "Я теперь енарал стал...