Гибель Айдахара   ::   Есенберлин Ильяс

Мамай знал: за нижегородцами стояла Москва — и был уверен, что напугал князя Дмитрия Ивановича, отбил у него охоту своевольничать и выражать непокорность. На всякий случай еще через год послал хан войско мирзы Бегича, рассчитывая окончательно сломить русских князей. И вот случилось то, чего он никак не ожидал…

— Подожди, — сказал Мамай гонцу. — Расскажи все сначала…

Тот поднял серое от усталости и пыли лицо:

— Я повинуюсь, мой хан…

Сбивчивой и порой бессвязной была речь гонца, но Мамай был опытным воином и потому легко представлял, как все происходило.

Нет, не испугались русские князья. Недавнее поражение, видимо, пошло им на пользу. Не испугался Дмитрий Иванович, а с того самого дня, как понял, что Орда все еще сильна, стал готовиться к новой битве. Верные люди сразу же донесли ему, как только мирза Бегич двинул свои тумены в сторону русских земель. Сам великий московский князь вышел навстречу незваному гостю с сильным войском. Было решено встретить врага на краю Руси, в рязанской земле.

Лето было на исходе, когда сошлись русские полки с золотоордынцами на реке Воже. Рать Дмитрия Ивановича укрепилась на невысоких холмах. Впереди всего русского воинства встал сам князь со своими полками, по левую руку от него ощетинились копьями полки князя Даниила Дмитриевича Пронского, по правую — полки князя полоцкого Андрея Ольгердовича. Ничего не оставалось Бегичу, как довольствоваться левым берегом Вожи — низким, изрезанным оврагами и балками, где не могла в полную силу развернуться его конница. Но мирза был уверен в успехе, тем более что силы противников были примерно равны.

Несколько дней русские и золотоордынцы перебрасывались стрелами через реку, словно испытывая друг друга на твердость, на крепость духа. Наконец 11 августа, незадолго до захода солнца, воины Бегича, ринувшись могучей лавиной через Вожу, обрушили неожиданный удар на центр русского войска. Большой полк не только устоял, но и смял золотоордынскую конницу. На помощь ему пришли остальные князья, и, прежде чем наступила ночь, с войском мирзы было покончено. Сам он погиб в сражении, а немногие уцелевшие ордынцы, вручив свои жизни аллаху и крепким ногам степных скакунов, неслись прочь от поля битвы, бросая обозы, забыв о добыче, о которой еще недавно мечтали.

Неудача похода Бегича бесила Мамая. Случившееся требовало мести. Любой ценой надо было сохранить лицо, показать соперникам, что Русь по-прежнему подвластна ему и поражение на Воже произошло случайно.

Хлопнув в ладоши, Мамай велел своим нукерам из охраны выволочь прочь из шатра гонца и срочно собрать всех военачальников на совет. Приказ хана был суров и тверд — без промедления выступить на русские земли, наказать дерзких. Кто посмеет возразить грозному Мамаю?

Отдавая приказ о новом походе, хан не мог даже предположить, что едва вступит он на самую близкую к нему рязанскую землю и начнет жечь и грабить, как охватят его душу робость и сомнения, исчезнет уверенность в легкой победе и он убоится идти дальше, потому что ему станет известно о твердо стоящих на Оке русских полках…

* * *



Мамай хотел думать, что все происшедшее за последние годы лишь следующие друг за другом случайные неудачи, но опыт воина говорил ему о другом. Уже нельзя было, как прежде, держать русских в узде посылкой сильных отрядов. Все чаще оставались от них только жалкие кучки воинов, перепуганных насмерть, потерявших всякое мужество и желание сражаться. Великая империя Чингиз-хана распалась, и, словно так было предопределено судьбой, в каждой ее части происходили события, похожие на те, что ныне творились в Орде. Подвластные народы отказывались повиноваться. От некогда сильного ильханства Кулагу отпал Восточный Иран, отказался признавать власть чингизидов Китай, потом Корея… Теперь же, словно полноводная весенняя река, выплескивалась из берегов Русь.