Гипсовый трубач, или конец фильма   ::   Поляков Юрий Михайлович

Откуда-то потянуло питательным воздухом, но откуда именно - из правого или левого коридора - неясно. В желудке Кокотова тут же просительно заурчало. И в этот миг он увидел на капельдинерском балкончике модно остриженную светловолосую женщину. Одета она была в обтягивающие серые вельветовые джинсы и белую ветровку, явно дизайнерскую, напоминающую черкеску с газырями. На мраморных перилах дама поставила перед собой небольшой крокодиловый портфель. Красивое лицо ее было сосредоточенно.

– Аркадий Петрович! - ласково позвала она сверху. - Так я возьму Колю?

Огуревич встрепенулся, задрал голову и сразу пригусарился.

– Конечно, Наталья Павловна, конечно! - подтвердил он, сладко улыбаясь.

– Доеду до сервиса и сразу его отпущу… - добавила она.

– Хорошо, хорошо…

Жарынин тоже глянул вверх, и его физиономия преобразилась тем изумительным образом, каким меняется лицо дегустатора, отхлебнувшего дежурного столового вина и вдруг обнаружившего в нем редчайший букет и небывалое послевкусие. Кокотов, надо сознаться, тоже поймал себя на глупейшем, совсем мальчишеском чувстве, которое, как это ни удивительно, живет в нас до глубокой мужской старости. Когда в детстве Светлана Егоровна брала его с собой в какие-нибудь скучнейшие гости, он хныкал, отнекивался, дулся, но лишь до тех пор, пока не обнаруживал там, в гостях, незнакомую хорошенькую девочку. И жизнь тут же становилась интересной, наполнялась таинственным, трепетным, пусть даже очень недолгим смыслом.

– Хорошо, хорошо. Конечно возьмите, Наталья Павловна! - повторил директор.

– Спасибо! - кивнула она, сняла с перил портфельчик и хотела уйти, но почему-то задержалась и внимательно посмотрела вниз.

Кокотов почувствовал, что глядит она именно на него - причем с явным удивлением. Это продолжалось мгновенье, затем Наталья Павловна еле заметно пожала плечами и удалилась. Трое мужчин проводили ее нарядное тело проникающими взглядами.

– Кто это? - играя бровями, спросил Жарынин.

– Лапузина. Снимает у нас номер. По семейным обстоятельствам, - с трудно дающейся отстраненностью объяснил Огуревич. - Ладно, Дмитрий Антонович, идите - оформляйтесь! Но нам надо поговорить! Если вы не поможете… Я просто не знаю, что будет…

– Помогу чем смогу, - кивнул режиссер с солидной сдержанностью влиятельного человека. - Вот и у Андрея Львовича связи в генеральной прокуратуре.

– Правда? - посветлел Огуревич.

– Правда! - с удивлением подтвердил Кокотов.

– Хорошо. Оформляйтесь! Я предупредил бухгалтерию.

– А Андрей Львович? - строго спросил Жарынин.

– Скажите, что со мной все согласовано…

– А «люкс»?

– Меделянский… - развел руками Огуревич.

Кокотову показалось, что говорят они на каком-то шифрованном языке, вроде фени, причем понимают друг друга с полуслова.

Бухгалтерия располагалась в левом коридоре, где запах скорого обеда чувствовался гораздо сильней. В комнате за столами, стоящими друг против друга, сидели две ухоженные дамы позднебальзаковского возраста. Одна - крашеная брюнетка, вторая - блондинка, тоже крашеная. Первую звали Валентина Никифоровна, вторую - Регина Федоровна. Брюнетка, увидав Жарынина, сразу заулыбалась и порозовела - именно так розовеет женщина при виде мужчины, с которым у нее что-то было или хотя бы намечалось. Любопытно, что с блондинкой произошло то же самое, она тоже порозовела и заулыбалась, из чего наблюдательный Кокотов сделал вывод: очевидно, две дамы не только вместе работают, но и, возможно, сообща ищут по жизненным закоулкам свое тендерное счастье.