Гоголиада   ::   Веселов Максим

Что алкоголь и безудержное веселье делают с людьми! Какими степенными они сходили с подножек карет опираясь на руки слуг! Вот у кого-то лопнули штаны и он, не заметив, продолжает канкан, у герцогини Люпашиной разлетелось жемчужное ожерелье, кто заметили, ринулись собирать жемчуг, падают на четвереньки и ползают средь продолжающих скачки канкана обезумевших танцоров. Кто-то кого-то задевает ногами или просто пинает в экстазе пляски, кто-то валится сверху на ползающих, думая, что это – новая игра, весело, одним словом. Праздник удался.

И тут Гоголиаде показалось, что к танцующему шабашу примешались знакомые тени из плоти, да нет, конечно же – без плоти, просто плотные тени… Они снуют меж разгорячённых пляской тел, корчат рожи, размахивают хламидами нелепых одежд, взмывают вверх до потолка и обрываются вниз, сквозь пол. Их никто не видит.

Кроме неё одной. Это она связана с ними видимостью причин, это по её душу они появляются, требуя внимания и участия. Это её мозг они раздирают в клочья и сводят в могилу, в мир теней, откуда сами вышли и, конечно же, не без её участия.

Граф, уловив состояние хозяйки дома, диагностировав на глаз, что состояние это близко к обморочному, стал закруглять бал и провожать гостей. Точнее – выпроваживать. Разгулявшаяся публика дебоширила бы здесь до утра, а теперь, подхватив идею Графа (оброненную шёпотом и вбок), засобиралась на ночной пароход, прогулочный речной кабак. Теперь, если не утопнут там все вместе или по отдельности, то уж точно догуляют на славу. Иными словами – прогуляют всё, что у кого есть. Все, кто мог ещё удерживать собственное тело относительно вертикально, подходили поочерёдно к Гоголиаде и Графу прощаться. Много было сказано благодарности и произведено попыток выразить восхищение. Самый удачный спич звучал примерно так – "Спасибо, за то, что все, вот так и разом, как давно, почаще вам юбилеев!" Из парадной вываливались господа, прямо на руки распихивающим их по экипажам слугам. Бардак медленно, но верно шёл к завершению. Граф свесился через леера, махал отъезжающим и кричал своим друзьям:

– Да, да, подождите меня, голубчики мои, подождите! Закажите, пожалуйста, крытые экипажи!

Вдруг он резко переменил позу, спрыгнул с перил и, повернувшись к хозяйке, засеменил голосом:

– Промозгло, крытые экипажи, это то, что нужно… Меня угнетает наша промозглость… Да, да, наша промозглость… угнетает… – он явно что-то задумал, но мялся, решался, готовился, – Дорогуша моя, спасибо за бал, за приём, всё было обворожительно, как и хозяйка этого дома.

Откланялся и повернулся уходить. Всё-таки не решился. Что же его так интересует?

До чего он хочет допытаться? Да и какое мне, право, дело.

Кстати, оговоримся, кто такой и откуда этот самый Граф.

Человек бы как человек, но – писатель. И… не очень удачный (не путать – удачливый) писатель. Как раз-то и удачливый, всё у него издаётся, даже самая что и ни на есть дрянь. А может, в том его "не очень удачность" и кроется, что издаёт всё удачно. Не всё что написано пером – блестит, кое-что потом не вырубишь и топором. Суетлив, оно же – энергичен. Глаза острые и саккадливые. А внутри глаз счётная машинка, колёсики крутятся, шарниры постукивают, что-то складывается, что-то перемножается, умножая и так величавую славу в широких кругах прилитературного богемствующего сброда, и раздражая эстетов от будущего упадка. Были в нём и демонические черты, но какие-то не явно выраженные, словно второпях прорисованные. Крахмальная манишка и иссиня чёрный фрак, одним словом – вылитый граф. Потомственный. Впрочем, он и есть.

Граф уже шёл по направлению к парадному, как из-за ближайшей колонны выглянула недовольная физиономия тени Лили.