Голоса над рекой   ::   Яковлев Александр

Вначале все набежали в прихожую, и как жена ни пыталась создать нормальную психологическую обстановку - нервно было ужасно... Открытые двери... Шепот...

Мерцание после госпитализации сразу же прекратилось - внезапно, как и началось - само по себе, без всякого лечения, но на 2-й день после него на кардиограмме был виден настоящий инфаркт.

В первую ночь жена оставалась с ним в больнице. Тревожно было и непривычно, что в больнице лежит не она, а он, и что не он сидит возле нее ночь (ночь!.. - сколько ночей, Господи...), а она...

Впрочем, спал он спокойно и крепко, сердечный ритм оставался правильным - жена все время тихонько проверяла по пульсу, а один раз, не утерпев, приложила к сердцу фонендоскоп - послушать. Все было в порядке: сердце работало в ритме вальса. Эти удивительные слова она как-то прочла в одном рассказе Лилианы Розановой и записала в особый свой алфавитный блокнот на букву "С", - по первой букве фразы.

У самой Лилианы, дочери известного писателя моего детства, автора "Приключения Травки", было больное сердце, из-за чего она умерла совсем молодой, оставив всего одну книгу, но с такими горько-радостными стихами и рассказами, с такими пронзительными, что и одной такой вполне хватило бы и для долгой жизни.

Название рассказа Лилианы "Процент голубого неба" тоже было вписано в заветный блокнот - на букву "П". Вместо слова "процент" стоял его знак - %.

Несмотря на то, что все сейчас было хорошо, жена металась душой, да и так металась: спать не могла, лежать не могла, то и дело подходила к койке мужа, смотрела к а к спит, слушала к а к дышит...

Любую кровать он называл "койкой". И еще говорил: "заправить"... "Заправил койку", "надо заправить койку"... Так вот осталось - с войны, с армии...

Тоны его сердца всегда были приглушены и не часты, - очевидно, у него была врожденная брадикардия: 50-60 ударов в минуту. Но когда во время бессонницы, уже не зная, что делать, куда деваться, я ложилась иногда на его руку, никогда этим его не пробуждая, всегда в надежде: "сейчас усну", всегда несбыточной, сердце, через руку, звучало громко и гулко, и, казалось, часто. Она слушала, механически считая удары, но вскоре отодвигалась - не любила долго слушать. Почему - она не объясняла и себе, не любила, и все. Но как-то ее внук, тогда шестилетний, объяснил.

Однажды, лежа на диване, он случайно обнаружил ладошкой свои сердцебиения. Он спросил: "Сердце, да?" Она сказала: "Да". "А оно всегда так будет?" Она не успела ответить: внук быстро убрал руку с сердца, вскочил с дивана и, убегая, крикнул: "Ладно, бабушка, ладно..."

Он все понял - дети гениальны, - но осознать всего не мог и, интуитивно боясь осознания, не желая его, убежал: вдруг бабушка захочет все разъяснить?

Вот и я не любила... Бьется, и хорошо, и слава Богу ("Ладно, бабушка, ладно...")...

Выходит, если искать чуда, если действительно его искать, то это звуки сердца.

В ритме вальса... 3/4...

ЕГО СЕРДЦА.

Господи, о чем только не думалось, не вспоминалось сейчас...

Один раз после ремонта они поехали в универмаг - купить материал на шторы в прихожую: задергивать вешалку.

Было многолюдно, душно, и ей стало нехорошо, но материал на шторы они успели выбрать. Он попросил у продавщицы стул, усадил жену и пошел в кассу.

Я оказалась почти за прилавком и хорошо видела разворачиваемые ткани и руки с чеками.

Подошел муж и тоже протянул чек.

Продавщица взяла их рулон, но тут чья-то поспешная рука протянула свой чек.

Девушка отложила взятый рулон, взяла два других - алый и белый - и стала быстро отмеривать. А... кто-то брал уже такие отрезы... Ну да, брал...

Алый был не просто алый, но с особой глубиной, с темным каким-то отливом.

Продавщица завернула алый в белый, потом все это в серую бумагу, отдала в руки и снова взяла их рулон.