Голубчик   ::   Гари Роман

Вот так по возвращении в Большой Париж я столкнулся с проблемой естества, с которой, разумеется, больно сталкивался и раньше, но которой никогда не придавал серьезного значения. Первый шаг я осилил: купил белую мышь; но не успел вынуть ее дома из коробки, как она преобразилась. Пощекотала мне ладонь усиками - и моментально стала личностью. Я живу один, а тут вдруг она... Блондина - так я назвал мышку, это как раз по ее личности. Короче говоря, пока а глядел на малютку в ладошке, она быстренько перешагнула порог сердца и расположилась там по-хозяйски - заняла всю жилплощадь. У нее были прозрачные розовые ушки и свеженькая мордочка - на одинокого мужчину такие вещи действуют безотказно, постольку поскольку в них проглядывают женственность и ласка. А ведь известно: то, чего нам не хватает, разрастается в наших глазах и вытесняет все остальное. Я выбирал мышку побелее и получше, чтобы скормить Голубчику, но у меня не хватало мужества. Скажу не хвастаясь: я слаб. Да тут и нет моей заслуги - это врожденное. Порой такая одолеет слабость, что думаю: не может быть, наверно, вышло недоразумение, но что под этим разумею, не знаю, право, сам - пусть разбирается читатель, а мне слабо.

Блондина вплотную занялась моей персоной: вскарабкалась на плечо, потыкалась в шею, пощекотала усиками в ухе, и эти милые пустяки сразу нас сблизили.

Но удав-то, удав мог сдохнуть с голоду. Я купил морскую свинку говорят, они родом из Индии, а там как-никак перенаселение, - однако и этот зверек ухитрился быстренько влезть мне в душу. Просто поразительно, до чего неприкаянными чувствуют себя животные в парижской двухкомнатной квартире и как нуждаются в любимом существе. Я не мог бросить их в пасть голодного удава только потому, что таковы законы природы.

И не знал, что делать, Голубчик нуждался в пище хотя бы раз в неделю и доверил эту заботу мне. Прошло уже двадцать дней, как я взял его под свою опеку, и он выказывал мне нежнейшую привязанность, обвивая меня от пояса и до плеч, раскачивая перед моим лицом свою прелестную зеленую головку и неотрывно глядя мне в глаза, будто в жизни ничего подобного не видел. Исстрадавшись вконец, я решил посоветоваться с отцом Жозефом, священником нашего прихода из церкви на улице Ванв.

Я всегда обращался за советом к нашему кюре. И его это очень трогало, он понимал: я жду помощи от него, отца Жозефа, а не от Господа Бога. Священники к таким вещам весьма чувствительны. И я их понимаю: будь я кюре, мне тоже было бы обидно, что меня привечают не ради меня самого. Чувство, знакомое мужьям, которых наперебой зовут в гости ради красавицы жены.

Наши доверительные встречи с отцом Жозефом происходили в "Рамзесе", табачной лавке на углу.

Однажды я случайно услышал слова моего начальника: "У него душа пустует" - и две недели не мог прийти в себя. Может, он говорил не обо мне, но, судя по тому, как уязвило меня это замечание, оно в меня и метило, вот почему никогда не следует злословить об отсутствующих. Отсутствовать целиком и полностью невозможно - человеку все равно будет больно, и с этим надо считаться. Это я так, между прочим, просто некоторые выражения, вроде "убивать время", меня угнетают. "Душа пустует" - тоже мне... Я не стал пускаться в объяснения, а достал фотографию Голубчика, которую всегда ношу в бумажнике вместе с паспортом, страховкой и справками на все случаи жизни, и показал начальнику - мол, вот кто живет в моей душе, ничего она не пустует!

- Знаю-знаю,-сказал он, - наслышан. Но позвольте спросить, Кузен, почему вы завели удава, а не какое-нибудь другое, более привязчивое животное?

- Удавы страшно привязчивы. Это у них в крови. Могут так привязаться, что и не развяжешь, - двойным узлом.

- Только поэтому?

Я убрал фотографию в бумажник.

- Его никто не любил.