Гомер. Илиада   ::   Барикко Алессандро

Как пчелы из горных пещер вылетают роями и вьются, нависая гроздьями над весенними цветами, так и ахейцы толпами устремлялись от своих кораблей и шатров по берегу моря к месту собранья. Земля застонала у них под ногами, и поднялся великий шум. Девять глашатаев, надрываясь, убеждали воинов слушать царей. Едва лишь народ расселся и говор унялся, как встал Агамемнон. В одной руке он держал скипетр, изготовленный некогда Гефестом. Гефест подарил его Зевсу Крониду, а Зевс – быстроногому вестнику Гермесу, Гермес – укротителю коней Пелопсу, а Пелопс – владыке народов Атрею. Атрей, умирая, его передал богатому стадами брату Фиесту, от него же скипетр получил Агамемнон, вместе с властью над Аргосом и бесчисленными островами. Сжав скипетр, знак своей власти, он заговорил:

– Герои данайские, слуги Ареса, Зевс-погубитель обрек меня на тяжкие муки. Прежде он дал мне знаменье, что я вернусь на родину, сокрушив крепкостенную Трою, а ныне велит мне, погубившему столько народа, бесславно бежать в Аргос. Стыд, друзья мои: такой народ, такое войско сражается с маленькой ратью, и конца этой войне не видать. Нас в десять раз больше, чем троянцев. Но у них доблестные союзники из других городов, они-то и не дают нам взять Илион. Девять лет миновало. Дома ждут нас супруги, и дети ждут нас дома. Дерево наших судов гниет, канаты истлели. Внемлите же мне: поспешим к кораблям и вернемся домой. Мы не возьмем Илиона.

Так говорил он, и взволновались наши сердца. Собранье заколыхалось, как колышутся волны в бурю или обширная нива во время грозы. И я увидел, как люди с воплями радости помчались к своим кораблям, поднимая огромное облако пыли. Они убеждали друг друга захватывать корабли и спускать на широкое море, очищали рвы, вынимали подпоры из-под килей, и крики жаждущих вернуться домой возносились до неба. И в это мгновенье я увидел многоумного Одиссея. Он стоял неподвижно. Он не пошел к кораблям. Печаль терзала сердце его. Внезапно, сбросив плащ, он ринулся к Агамемнону и, взяв из его рук скипетр, молча побежал к кораблям. Каждому из вождей, что попадался навстречу, он кричал:

– Остановись! Забыл ты, что нам говорил Агамемнон? Он их испытает, а после жестоко накажет. Остановись сам, и остановятся воины!

Он бил пробегающих воинов скипетром:

– Стойте, безумцы! Сядьте, несчастные трусы, взгляните на ваших царей, учитесь у них.

Наконец ему удалось подчинить их. От кораблей и шатров ахейцы устремились обратно на место народных собраний с шумом, подобным звуку морского прибоя. И тут я решил, что пора мне сказать свое слово. Там, перед всеми, в тот день я пронзительно закричал:

– Эй, Агамемнон, чем ты еще недоволен? На что ты сетуешь? Твой шатер полон золота, меди и пленниц – тех самых, что ты выбираешь, когда мы их приводим к тебе, разорив города. Жаждешь еще золота, что принесут троянские старцы как выкуп за своих сыновей, захваченных нами в бою? Или желаешь новой рабыни, чтобы делила ложе с тобой и принадлежала тебе одному? Нет, это несправедливо, если царь ведет данайцев на смерть. Друзья, не будьте трусами, отплывем же домой, а его оставим под Троей услаждаться чужою добычей, пусть посмотрит, полезны мы были ему или нет. Он оскорбил Ахиллеса, несравненно храбрейшего мужа. Он отнял его награду. Если бы Ахиллес воспылал по-настоящему гневом, эта обида была бы последней из тех, что нанес Агамемнон.

Ахейцы слушали меня. Многие из них затаили злобу на Агамемнона за тот спор с Ахиллесом. Итак, они слушали меня. Агамемнон молчал. Но Одиссей подошел ко мне и сказал:

– Громко болтаешь, но речи твои безумны. Из всех пришедших под Трою ты самый презренный, Терсит. Ты дерзаешь оскорблять Агамемнона, вождя и владыку народов, лишь потому, что ахейцы дают ему большую долю добычи.