Гонолулу   ::   Моэм Сомерсет

Она убеждала его пригласить туземного лекаря, и он решительно отказывался, но теперь она буквально умоляла его. Он слушал с тревогой в глазах. Он колебался. Было очень странным, что доктор-американец не смог сказать, что с ним такое. Но он не хотел, чтобы она подумала, что он напуган. Если он позволит проклятому ниггеру прийти осмотреть себя, то лишь затем, чтобы успокоить ее. Он сказал ей, пусть поступает как хочет.

Туземный лекарь пришел на следующую ночь. Капитан лежал один, в полудреме, каюта освещалась смутным светом керосиновой лампы. Дверь мягко отворилась, и на цыпочках вошла девушка. Она оставила дверь открытой, и кто-то тихо проскользнул вслед за ней. Капитан улыбнулся этой таинственности, но он был таким слабым, что улыбка оказалась не больше, чем слабым мерцанием в его глазах. Лекарь был маленький старичок, очень худой и морщинистый, с совершенно лысой головой и обезьяньим лицом. Он смахивал на сучковатое и согнувшееся старое дерево. Он мало походил на человека, но его глаза были яркими, и в полутьме казалось, что они вспыхивают красноватым пламенем. На нем были грязные хлопчатобумажные штаны, дангари, а верхняя часть тела оставалась обнаженной. Он присел на корточки и минут десять смотрел на капитана. Затем ощупал ладони его рук и ступни ног. Девушка испуганными глазами следила за его действиями. Не было произнесено ни слова. Потом лекарь попросил дать какую-нибудь вещь из одежды капитана. Девушка протянула ему старую фетровую шляпу, которую капитан постоянно носил; лекарь, крепко держа шляпу обеими руками, опустился обратно на пол и, раскачиваясь назад и вперед, тихо забормотал какую-то тарабарщину.

Наконец он издал слабый вздох и выронил шляпу. Он извлек из кармана своих штанов старую трубку и зажег ее. Девушка приблизилась к нему и села рядом. Он что-то прошептал ей, и она сильно вздрогнула. Несколько минут они торопливо вполголоса говорили, а затем оба поднялись. Она дала ему денег и открыла дверь. Он выскользнул так же бесшумно, как и вошел. Девушка тут же вернулась к капитану и склонилась прямо к его уху:

— Это враг молится о твоей смерти.

— Не болтай чепухи, деточка, — раздраженно сказал капитан.

— Это правда. Истинная правда! Вот почему американский доктор не способен ничего сделать. А наши люди могут. Я видела, как они это делают. Я думала, что ты в безопасности, раз ты белый человек.

— У меня нет врага.

— А Бэнанес?

— С какой стати он будет молиться о моей смерти?

— Ты должен был его прогнать до того, как он начал вредить.

— Ну, я полагаю, если меня всего-навсего сглазил Бэнанес, то я через несколько дней поднимусь и ко мне вернется аппетит.

Она некоторое время молчала и пристально смотрела на капитана.

— Неужели ты не понимаешь, что умираешь? — наконец произнесла она.

То же самое думали и приходившие его навещать два шкипера, только они не говорили это вслух. Мурашки пробежали по бледному лицу капитана.

— Доктор говорит, что у меня нет ничего серьезного. Я должен только вылежаться и буду здоров.

Она приблизила свои губы к самому уху капитана, как бы опасаясь, что ее может подслушать воздух.

— Ты умираешь, умираешь, умираешь. Ты уйдешь вместе со старым месяцем.

— Ну, это еще неизвестно.

— Ты умрешь со старым месяцем, если Бэнанес не умрет прежде.

Он был не из робкого десятка и уже пришел в себя, ошарашенный на минуту смыслом ее слов, а в особенности той страстностью и таинственностью, с какими они были произнесены. Снова улыбка промелькнула в его глазах.

— Я думаю, у меня еще есть шанс, малышка.

— Остается двенадцать дней до новолуния.

Что-то в ее тоне насторожило его.

— Послушай, девочка моя, все это — чепуха. Я не верю ни одному твоему слову.