Горькая судьбина   ::   Писемский Алексей

Что ж вы так себя оченно низко ставите; а как мы тоже Питер знаем, так вам надо быть там не из худых, а, может, из самых лучших; по крайности я так, по своему к вам расположению, понимаю.

Дядя Никон. Ты, Анашка, меня, значит, в Питер возьми, ей-богу, так! Потому самому... я те все документы представить могу. Меня, может, токмо што в деревне родили, а в Питере крестили, - верно! Теперь барин мне, значит, говорит: "Никашка, говорит, пошто ты, старый пес, свои старые кости в заделье ломаешь, - шел бы в Питер". "Давайте, говорю, ваше высокородие, тысячу целковых; а какой я теперича человек, значит, без денег... какие артикулы могу представить али фасоны эти самые... и не могу".

Ананий Яковлев. В Питере-то и без ваших денег много в кабак уходит... (Обращаясь к Спиридоньевне.) Опять теперь, Анна Спиридоньевна, насчет того же пару...

Спиридоньевна. Да, да, батюшко, голубчик, поговори-ка о хорошем: больно повадно твои умные речи слушать-то.

Ананий Яковлев. Ни одной, почесть, фабрики нет без него. На другую, может, прежде народу требовалось тысячи две, а теперь одна эта самая машина только и действует. Какие там станы есть али колеса, все одна ворочает: страсти взглянуть, когда вот тоже случалось видать, и человек двадцать каких-нибудь суется промеж всего этого, и то больше для чистоты.

Дядя Никон. Ты теперича, Анашка, говоришь: машина!.. Что такое значит машина?

Ананий Яковлев (не обращая на него внимания). Начальство теперь насчет только того в сумнении находится, что дров оченно много требуется... леса переводятся... ну так тоже землю этакую нашли... болотину, значит, с разными этакими кореньями, пнями в ней... Все это самое прессуют, сушат, и она гореть может! Каменный уголь тоже из иностранных земель идет и тем большое подспорье для леса делает.

Дядя Никон. Ты не можешь знать, что такое машина, потому самому - ты человек торговый, а человек мастеровой, значит, знает это. Ты теперича знаешь Николу Морского?

Ананий Яковлев (улыбаясь). Как не знать-с: церковь известная.

Дядя Никон. Я теперича эту самую, значит, колокольню щекотурил. Теперича, значит, машина сейчас была не в своем виде, я... трах... упал... сажен сорок вышины было... барин тут из военных был: "Приведите, говорит, его, каналью, в чувство!.." Сейчас привели... Он мне два штофа водки дал, я и выпил.

Спиридоньевна. Как тя, старого хрыча, всего не расшибло: с этакой вышины кувыркнулся.

Ананий Яковлев. Верно ли вы расстояние-то промеряли?.. А то словно бы, кажись, как с сорока-то сажен человек слетит, так водки не захочет.

Дядя Никон. О, черт, дьявол, право! Не захочет?.. Захотел же! Вот и теперь выпью, - верно! (Пьет.) В главнокомандоческом тоже доме графа Милорадыча в зале, с двойным просветом, карниз выводили, так тоже надо было, паря, каждую штуку потрафить. Я как теперича на глазомер прикинул, так и ставь тут: верно будет.

Ананий Яковлев. Всему делу, выходит, уставщик вы были?

Дядя Никон. Был, брат, я всем... Теперича, что такое значит мастеровой человек али купец? Я теперича свое дело в своем виде представить должен... А что теперича торговый?.. Торговый человек... на вот тебе, значит, на грош говядинки купил, а на гривну продал... Торговый человек, значит, плут!

Ананий Яковлев. За што же вы так все звание порочите; мы тоже места имеем; раз обманул, так другой и брать не станут.

Дядя Никон. Не станут, да! Что такое теперь, значит, купец? Мыльный пузырь! Трах! Ткнул его пальцем - и нет его! А мастеровой человек... Графу Милорадычу теперь надо коляску изготовить, платье себе испошить, супруге своей подарком какую-нибудь вещь сделать, - мастеровой человек и будь готов, сейчас команда: "Пошел во дворец!" - и являйся.

Ананий Яковлев. Нет-с, это словно бы не так! Торговый человек завсегда должен паче себя наблюдать, чем мастеровой.