Свет на исходе дня   ::   Гоник Владимир

Она всегда доверчиво делала то, что ей говорили, не понимая подвоха. Она уже прошла полпути, когда Варвара обернулась и кинулась за ней.

- Куда же ты, дура?! - Она схватила Симу за руку и потащила за собой. - Кобели! - ругалась она под смех плотников. - Жеребцы стоялые! Холостить вас некому! Иди, иди, недоумка... Откуда ты взялась на мою голову?!

- Зря ты, Варвара, - сказал средний по возрасту плотник. - Симу твою можно вместо телеги приспособить, спина у нее во! - два бревна ляжет.

Пологим берегом сестры сошли к воде: озеро за ночь отступило, обнажив сырой песок. Варвара подала Симе ведро, а сама осталась стоять. Сима побрела по мелководью, пока вода не поднялась до пальто.

- Черпай! - крикнула Варвара.

Сима наполнила ведро и побрела назад. Она вышла на берег, остановилась и ждала, глядя на сестру.

- Что смотришь? Ставь, бери другое, - сказала Варвара.

С пустым ведром Сима снова побрела в воду.

- Что ж ты, Варя, в такой холод ее гонишь? - с упреком спросил старик, плотник. - Зима на носу.

- Ничего ей не сделается, здоровей нас, - хмуро ответила Варвара.

- Здоровей-то здоровей... Только не сладко, поди, в такую воду лезть. Ты вон в сапогах и то не лезешь. Она смирная, ты ее и гонишь. Сестра ж все-таки...

- Она не чувствует, - пробормотала Варвара, отворачивая лицо.

Сима вышла из воды и без труда понесла оба ведра в дом. Варвара шла сзади.

- Вот сила в бабе, - сказал молодой плотник, глядя им вслед.

- Да ну, держит, как лошадь в хозяйстве, - недовольно ответил старик, ловко стеганул топором по бревну и отщепил длинную ровную полосу.

Одну Симу по воду не пускали. Она любила смотреть, как ведро медленно наполняется и постепенно исчезает, - она смотрела и не двигалась: ее лицо, всегда одинаковое и неподвижное, странно оживало, в нем появлялся какой-то непонятный интерес, тяжеловесное, медлительное любопытство.

Ведро тонуло - Сима продолжала неподвижно смотреть, не стараясь его удержать. Ей часто за это попадало, но она не менялась. Тогда сестра перестала отпускать ее одну.

Сима поставила ведра и села на пол перед печью, поджав ноги и укрыв их полами пальто. Она всегда сидела здесь, когда была дома. Никто не знал, какие мысли ворочаются у нее в голове, думает ли она или просто греется, да и кому было до нее дело на земле, где и так каждому хватает забот.

Хлопнула дверь, сестра вышла в чулан. Сима тотчас поднялась, пересекла избу и тихо отвела ситцевую занавеску. На кровати разбросанно спал парень. Он лежал на боку, длинные ноги вразлет бежали куда-то, в его позе и в лице застыла спешка - улучил минутку, прикорнул и сейчас вскочит и кинется дальше. Он и спящий торопился, был не здесь, где-то далеко.

Это был Митя, сын хозяйки, Симин племянник.

Сима опустилась на пол перед кроватью и застыла; ее неподвижные глаза были преданно, по-собачьи, уставлены в лицо спящему; взгляд лежал плотно, как неумелая тяжелая рука.

Митя был знаменит в округе, его знали как отчаянного сердцееда. А прежде был безропотный, застенчивый мальчик, примерный ученик, тихоня. Неслышно бродил он вокруг села, рвал цветы и листочки, сушил, как учили в школе.

Когда в раздраженном состоянии духа мать отчитывала его, он безответно терпел, его уши горели от обиды.

Ругать его было несправедливо, он никогда не озорничал, и только нелегкая и неудачливая жизнь Варвары была причиной.

Митя никогда не оправдывался, покорно сносил материнский гнев и, забившись в укромное место, молча горевал про себя.

В Варваре росла досада на его безответность. "Что ты за мужик растешь, как ты мать защитишь?" - упрекала она его - он молчал, молчание травило ее, она облыжно придиралась к сыну, распаляясь от ярости, а потом плакала, и раскаяние едко точило ей сердце; она горячо целовала Митю, жалея его и себя, и тоскуя.