Горбун   ::   Зиганшин Камиль

Уже давно заглохли последние верховые запахи стаи, а Смельчак все шел и шел, кипя от бессильной злобы. Наконец, он добрался до участка Северного хребта, где зияли темные лазы пещер. Эта окраина Впадины была богата зверьем, а следы пребывания людей вообще отсутствовали.

Постепенно, свыкнувшись с участью изгоя, Смельчак успокоился и стал жить бирюком. Иногда, правда, наваливалась невыносимая тоска, но, не желая выдавать себя, он воздерживался от исполнения заунывной песни о своей обиде на предавших его сородичей. Чтобы облегчить душу, он в такие минуты лишь уныло и жалобно скулил, уткнув морду в мох.

Как-то, стая Широколобого, перемещаясь по Впадине за оленями, случайно столкнулась со Смельчаком. Волки с полным безразличием прошли мимо свергнутого тирана-вожака. А бывшая подруга даже не скрывала своего предпочтения и преданности Широколобому. "Ты уж, Смельчак, не серчай, но твое время прошло", - говорили ее глаза.

От унижения и позора Смельчак так стиснул клыки, что на одном из них скололась эмаль. Смельчаку, всю жизнь одержимому стремлением к главенству, жаждой превзойти других, видеть такое демонстративное пренебрежение было невыносимой мукой, но приходилось терпеть. Невольно вспомнилась волчица Деда: та не отходила от смертельно раненного суженного ни на шаг, а, когда тот околел, еще долго тихо лежала, обняв лапами его остывающее тело.

Разучившись за время царствования скрадывать добычу и неутомимо гнать ее, волк вынужден был довольствоваться мелкой и, как правило, случайной поживой. Зато, хорошо разбираясь в мотивах голоса ворона- вещуна, Смельчак легко определял, когда тот находил падаль, ибо каркал ворон при этом особенным образом и волк, в таких случаях, не гнушался сбегать подкрепиться.

Однажды, переев чрезмерно протухшего мяса, Смельчак сам чуть не сдох. А после поправки уже не мог даже приближаться к падали - его тут же рвало. Будучи не в состоянии быстро бегать, он приноровился размеренно и упорно, с присущей волкам выносливостью ходить за добычей часами, а порой и сутками. Безостановочно шел и шел, не давая возможности намеченной жертве передохнуть, подкрепиться. Преследуемый, поначалу, бежал резво, метался с перепугу, напрасно тратил силы. Постепенно у него тяжелели ноги, клонилась к земле голова. Расстояние между ними медленно, но верно сокращалось. Страх близкой смерти парализовывал жертву и лишал ее последних сил. А у Смельчака же близость добычи наоборот их прибавляла. Наступал момент, когда вконец измотанный загнанный зверь, чуя неизбежную погибель, смирялся и останавливался равнодушный уже ко всему, и когда Смельчак подходил к нему, как правило, даже не пытался сопротивляться. Волк потихоньку восстанавливал былую форму.

К концу лета он налег на ягоды. Сначала вынужденно, но затем вошел во вкус и стал поедать их в огромных количествах, отдавая предпочтение голубике и бруснике.

В один из знойных полдней, дремавший на лесине Смельчак был разбужен хрустом гальки и плеском воды: кто-то переходил речку. Похватав налетные запахи, волк уловил аромат лосихи. Точно! Брюхатая корова осторожно брела по перекату прямо на него. Волк сглотнул слюну. От предвкушения возможности поесть свежей лосятины, в голову ударила кровь.

Когда будущая мать остановилась под обрывом, чтобы дать стечь воде, Смельчак выверенным прыжком оседлал ее, вонзив клыки в шею. Очумевшая от неожиданного нападения лосиха, оберегая бесценное содержимое живота, опрокинулась на спину и, задрав ноги, с ожесточением принялась кататься по волку. Тот, разжав челюсти, чуть живой, отполз к воде, а потрясенная мамаша поплелась в глубь леса.