Город чудес   ::   Мендоса Эдуардо

Завидев его неказистую фигуру, выдававшую в нем черную кость, прохожие искали ответ на мучивший их вопрос: «Неужели он когда-то был анархистом, вором и бандитом? А правду говорят, что он во время войны занимался подпольной торговлей оружием, подкупал многих известных политиков и кабинеты министров в полном составе были у него на жалованье? Что он начал с нуля и добился всего сам, без чьей-либо помощи, а только благодаря собственной отваге и воле?» В глубине души все были в этом уверены, поскольку видели в нем живое воплощение той несбыточной мечты, которая теплилась в груди каждого бедняка. Он был олицетворением их мести за утраченные надежды. И будь он хоть дьяволом в человеческом обличье – какая разница! Разве в этой стране у кого-нибудь есть другой выбор? Поэтому, увидев Онофре Боувилу в летательном аппарате, толпа подбодрила его криками, а потом устроила такую же овацию, какой прежде удостоила его величество.

– Посмотри, как они мне рады, – сказал Онофре, обращаясь к Марии, не осмеливавшейся открыть глаза. – Люди в общем-то не так уж плохи. Слышишь? – Он повысил голос, чтобы перекричать шум мотора. – Люди очень добрые. Диву даешься, как безропотно они терпят все издевательства!

С этими словами он нажал какую-то кнопку; автоматически открылась задняя дверца, и из аппарата вылетели несколько десятков голубей. Почувствовав свободу, птицы собрались в стаю и взмыли вверх подальше от страшной машины. При виде этого зрелища толпа захлебнулась в восторженных криках; не удержался даже сам король. Довольный достигнутым эффектом, Онофре Боувила развернул машину, на медленной скорости подлетел к Национальному дворцу и завис в воздухе на уровне балконов, которые грозили обрушиться под тяжестью сгрудившихся там людей. Теперь он мог рассмотреть лицо каждого вплоть до мельчайшей морщинки.

– Посмотри! Это король. Да здравствует король! Да здравствует королева! Да здравствует дон Альфонс XIII! – кричал он, хотя знал, что никто, кроме Марии, его не услышит. – О! Да это Примо де Ривера собственной персоной! – продолжал он. – Эй, пьянчужка! Катись в ад – там тебя заждались черти со сковородками! – Он узнавал знакомые лица и с воодушевлением рассказывал о них Марии. – Видишь вон того верзилу, что смотрит на нас поверх голов? Это Эфрен Кастелс, единственный настоящий друг, который был у меня в жизни. Хотя нет, были, разумеется, и другие, но все они ушли в иной мир. Нам ли теперь унывать! – бодро крикнул он. – Прочь отсюда – тут нам уже нечего делать.

Онофре нажал до упора на один из рычагов, и машина, словно птица, взмыла по диагонали вверх. Под ними, как на ладони, распростерся весь город, потом поплыли Кольсерольская гряда, извилистые ленты Льобрегат и Бесос и, наконец, бескрайнее искрящееся под солнечными лучами море.

– О, моя Барселона! – крикнул он хриплым от волнения голосом. – Боже, как ты хороша! А ведь когда я увидел ее в первый раз, всей этой красоты, которой мы сейчас любуемся, и в помине не было! Вот тут начиналось поле, тут стояли маленькие домишки, а на месте жилых кварталов были деревни. – Он говорил сбивчиво, глотая слова, словно боялся не успеть высказать все то, что накопилось в его сердце. – Там, где теперь новостройки, раньше паслись коровы. Веришь? А в одном из этих переулков находился пансион, где я снимал комнату. Переулок остался, а пансиона давно уже нет. В мою бытность там подобралась живописная компания; помню одну старую Пифию, которая однажды ночью гадала мне по руке. Я, конечно, все уже забыл, – говорил он, а про себя подумал: «Даже если бы я помнил ее предсказание, разве это что-нибудь изменило бы в моей судьбе? Ничего, потому что мое будущее осталось в прошлом».

Те, кто следил за полетом аппарата с Монжуика, и те, кто, потревоженный шумом двигателя, выскочил на балкон и поднялся на крышу, увидели, как летающая машина резко повернула к морю, будто ее подхватило налетевшим восточным ветром. Удалившись от побережья на приличное расстояние, она вдруг стала терять высоту, потом выровнялась, но через несколько секунд рухнула в море.