Горох в стенку (Юмористические рассказы, фельетоны)   ::   Катаев Валентин

- На Первом конгрессе Второго Интернационала, в тысяча восемьсот восемьдесят девятом году, в городе Париже, - твердо отчеканил главный кассир.

- У вас, товарищ, - мягко сказал председатель, - какой-то лихорадочный блеск глаз...

- Постоянный и переменный, - любезно пояснил Диабетов. Щеки его от волнения и торжества тряслись, как у мопса. Левая нога выбивала дробь. Зубы лязгали, а пальцы судорожно сжимали в кармане заветную бумажку.

- Очень хорошо... Прекрасно! Прекрасно!.. Но вы, главное, не волнуйтесь! Может быть, вы устали, товарищ? Присядьте, - придавая голосу как можно больше задушевной теплоты, сказал председатель, который начал кое-что соображать. И вдруг быстро и в упор спросил: - А какое сегодня число?

- Неизвестно, - гаркнул Диабетов, обливаясь крупным потом и чувствуя, что он наносит врагам последний удар.

Члены комиссии тревожно зашептались. Секретарь на цыпочках вышел из комнаты.

- Очень хорошо, товарищ! - воскликнул председатель в фальшивом восторге. - Вот и прекрасно! Вот и отлично! Вы, главное, не волнуйтесь! Поедете в Крым... в Ялту, можно сказать... Там, знаете, солнышко... А главное - не расстраивайтесь! До свидания, товарищ!

Диабетов потоптался на месте и слегка охрипшим голосом сказал:

- Я и дальше знаю... Кто ренегат? Каутский. Кто депутат? Пенлеве. Кто кандидат? Лафолетт... Кто, несмотря на кажущееся благополучие...

- Главное - не волнуйтесь, - сказал председатель, осторожно сползая со стула, - мы вам верим на слово... До свидания, товарищ!..

Сияющий Диабетов раскланялся и, остановившись у двери, широко улыбнулся.

- Кто социал-предатель? Шейдеман и Носке... А кто Абрамович? - И, сделав эффектную паузу, отчеканил, интимно подмигивая комиссии: Социал-идиот!

Встревоженные сотрудники окружили Диабетова:

- Ну как?.. Что?..

- Всех покрыл! Восемь вопросов как одна копейка! Остальные шесть сказал сам. Верите ли, председатель даже попятился. Отпуск предлагал. В Крым. Как одна копейка...

1924

ЗАГАДОЧНЫЙ САША

Изредка отрываясь от книг, товарищи говорили:

- Ты чего, Сашка, груши околачиваешь? Зубри, дурак! А то как пить дать на экзамене провалишься.

Саша Бузыкин презрительно морщил малообещающий, но тем не менее веснушчатый нос и цинично переспрашивал:

- Ась? Это я-то?

- Вот именно. Ты-то.

- Про-ва-люсь?

- Провалишься.

- Почему же это, собственно?

- Да потому, что не учишься. Без знаний в вуз не попадешь.

Саша Бузыкин сплевывал на пол и загадочно говорил:

- Кто не попадет, а кто и попадет.

- Почему это ты так уверен?

- А что же мне сомневаться? Мне это ясно как апельсин!

- Брось дурака валять! Ты же аб-со-лют-но ничего не знаешь.

Но загадочный Саша так и резал:

- Там, на экзамене, разберут, кто знает, а кто не знает. Кого принять, а кого и не принять. Будьте уверочки!

- Да ведь ты будешь молчать как пень.

- Ничего-с! Авось кое-что скажу-с... Может, и найдется словечко. А мне, между прочим, на экзамены наплевать. Прошли те времена, когда нэпманские сыночки... Эх, да что зря трепаться! Сами увидите.

До самых экзаменов загадочный Бузыкин ходил, задравши свой веснушчатый отросток, и с нескрываемым сожалением посматривал на товарищей, которые сидели, уткнувши вихрастые головы в алгебру.

Наконец настал день бузыкинского триумфа.

- Бузыкин Александр, пожалуйте сюда!

Саша презрительно скривил губы и вразвалку подошел к экзаменаторскому столу.

Все затаили дыхание.

Профессор почесал карандашом переносицу и задал обычный вопрос:

- Вы член партии?

Глаза Саши Бузыкина блеснули невероятным торжеством.

- Член РЛКСМ с тысяча девятьсот двадцать второго года, - отчеканил он, кидая вокруг уничтожающие взгляды. - Пролетарского происхождения. Отец путиловский рабочий, а мать - крестьянка Рязанской губернии.

Профессор широко и приветливо улыбнулся.