Гость из Альтрурии   ::   Хоуэллс Уильям Дин

---------------------------------------------

Уильям Дин Хоуэллс

ГОСТЬ ИЗ АЛЬТРУРИИ

1

Должен признаться, что при всем желании увидеть воочию настоящего альтрурца, особого прилива радушия, когда гость наконец предстал передо мной, вслед за рекомендательным письмом, полученным от одного моего приятеля, я не ощутил. Правда, больших хлопот в гостинице с ним не предвиделось: мне надо было всего лишь снять номер и предупредить, чтобы никаких денег с него не брали под предлогом, что деньги их не имеют у нас хождения. Но последнее время мне особенно хорошо работалось — я жил в окружении своих героев, в местах, где разворачивалось действие романа, участвовал во всех описываемых там событиях — и мне вовсе не улыбалось вводить в наше общество своего гостя или покидать свою компанию ради него. И тем не менее, когда он наконец приехал, сошел с поезда и я пожал его протянутую руку, мне, против ожидания, не составило большого труда сказать, что я рад его видеть. Да я и правда был рад — стоило мне взглянуть ему в лицо, и я сразу же проникся к нему сильнейшей приязнью. Узнал я его без малейшего затруднения, так непохож он был на сошедших с поезда вместе с ним американцев, распаренных, озабоченных и недовольных. Был он нельзя сказать, чтобы молод, но, как говорится, в расцвете лет — возраст, когда наши соотечественники настолько поглощены заботой о том, как бы получше обеспечить свое будущее, что им, право, не до настоящего. Выражение его лица, а в особенности спокойные, ласковые глаза говорили о том, что альтрурец живет всецело в настоящем и что для него границы праздности навсегда отодвинуты за дальний горизонт; во всяком случае, такое впечатление создалось у меня при взгляде на него, почему, повествуя о нем, я и прибегаю невольно к несколько витиеватым выражениям. Роста он был выше среднего и обладал превосходной выправкой. Лицо его — там, где оно не было скрыто бородой, — загорело, то ли на солнце, то ли на морском ветру, и, не будь мне известно из письма приятеля, что он человек образованный и в своей стране небезызвестный, я никогда не заподозрил бы в нем кабинетного ученого; ни бледности, ни изможденности, свойственных людям, обремененным умственным трудом, в лице у него не замечалось. Взяв мою без особого энтузиазма протянутую руку, он так ее стиснул, что я решил избрать на будущее форму ежедневных приветствий, не требующую столь интенсивной работы мускулов.

— Разрешите ваш саквояж, — сказал я, как мы обычно говорим, встречая кого-нибудь на вокзале, и он тут же сунул мне довольно-таки тяжелый чемодан, ласково улыбнувшись одними глазами, как будто это было с его стороны невесть какое одолжение.

— У вас есть багажная квитанция? — спросил я.

— Да, — ответил он на хорошем английском языке с небольшим, однако дотоле не известным мне акцентом. — Я приобрел две.

Он вручил квитанции мне, а я в свою очередь передал их гостиничному носильщику, который ожидал уже с багажной тележкой. Затем я предложил альтрурцу пройтись лугом до гостиницы, находившейся совсем близко от станции. Мы пошли было, но вдруг он остановился и посмотрел назад через плечо.

— Насчет багажа не беспокойтесь, — сказал я. — Носильщик доставит его в гостиницу. Когда мы с вами дойдем, чемоданы уже будут в номере.

— Но он сам грузит их на тележку, — сказал альтрурец.

— Да. Как обычно. Он парень здоровый. Ничего с ним не случится. Вам нечего… — Я так и не успел сказать, что ему нечего беспокоиться за носильщика. Альтрурец уже мчался назад, на станцию, и мне пришлось пережить несколько неприятных минут при виде того, как он подхватывает один чемодан за другим за второй конец и помогает носильщику перекидывать их на тележку.