Идиставизо   ::   Дубов Юлий

Ему сообщали, что в капиталистическую страну никак невозможно попасть, не съездив предварительно в две братские державы, — Моня немедленно притаскивал приглашения в Польшу и Болгарию. Ему говорили, что нет фондов на командировки, — Моня вынимал из кармана дополнительные уведомления, что все расходы по его пребыванию за границей берет на себя принимающая сторона. Ему сокрушенно сообщали, что институт не в состоянии оплатить билет на самолет, — Моня менял внешпосылторговские чеки на рубли и вызывался оплатить билет самостоятельно. Его безжалостно резали на выездной комиссии, уличая в незнании истории политических движений в стране командирования, — Моня не спал ночами, работая над литературой, и прорывался повторно. Над ним смеялись, его ненавидели, все сотрудники первого отдела, профкомовцы, члены выездной комиссии и парткома, завлабы и заместители директора мечтали только о том, чтобы как-нибудь придушить его в темном углу. Наконец от него стали шарахаться. Моня исхудал, пожелтел, толстые губы растянулись над редкими зубами в странную гримасу, впивавшиеся когда-то в предплечья резинки начали сваливаться с рук. Но он не сдавался.

— А когда же про сон будет? — сделав нетерпеливую гримаску, спросила Рита.

— Сейчас, — сказал Олег, ставя стакан на стол и снова закуривая. — Сейчас будет.

Сражаясь за свои права, Моня назубок выучил всю механику загранкомандирования. Сперва пишется служебная записка на имя непосредственного руководителя. Получается виза. Потом пишется характеристика. Подписывается в лаборатории, профкоме и парткоме. Потом выездная комиссия в институте. Потом такая же комиссия в райкоме. Потом техническое задание на командировку. Утверждается директором. Потом все документы отдаются Ивану Христофоровичу. Потом в международном отделе главка выдается паспорт. Потом приобретается билет на самолет. Потом… Но так далеко Моне еще ни разу не удалось проникнуть. Он даже до билета на самолет не мог дойти, потому что уже при получении паспорта что-то ломалось, и никакие крики и попытки качать права не помогали.

Вот тут-то ему и приснился чрезвычайно любопытный сон, про который он поутру рассказывал каждому встречному, хватая его за пуговицу и обдавая брызгами слюны.

Будто бы пришел Моня в институт и двинулся по коридору в свою каморку. И увидел, что навстречу ему быстрыми шагами идет Иван Христофорович.

— Товарищ Хейфиц, — сказал Иван Христофорович, загораживая Моне дорогу. — Я что-то не понимаю. Вы почему до сих пор ко мне не зашли?

— Зачем? — угрюмо спросил Моня, испытывая бесконечную усталость и обиду. — Зачем мне к вам заходить?

Иван Христофорович недоуменно поднял брови.

— Для вас приказ директора ничего не значит? Вы в Италию завтра не собираетесь лететь?

Моня ошалел. Он определенно не собирался завтра ни в какую Италию.

— В какую Италию? — пролепетал он.

— В итальянскую, — брезгливо объяснил ему Иван Христофорович. — Зайдите ко мне через полчаса. За документами.

И зашагал по коридору дальше.

— А что мне там делать? — заорал ему вслед Моня, чувствуя, что свершается чудо. — Я же не получал приглашения…

— К Семену Сергеевичу зайдите, — не поворачиваясь, буркнул Иван Христофорович. — Он только что оттуда. Введет вас в курс…

Идти к секретарю парткома Моне решительно не хотелось. Их последний контакт на очередной выездной комиссии никому не принес радости. Но он неожиданно увидел за окном ярко-синее итальянское небо, и ноги сами понесли его к дверям парткома.

Загорелый и приветливо улыбающийся Семен Сергеевич вышел из-за стола и крепко пожал Моне руку.

— Товарищ Хейфиц, — проникновенным голосом сказал он. — Товарищ Хейфиц. Вы не представляете, как я рад, что вам доверили эту ответственную командировку.