Играющая в Го   ::   Са Шань

Его вопли разрывают мне сердце: «За что ты мучишь меня, гадина?! Как можешь заставлять меня страдать – меня, вернувшегося из ада?!»

В конце концов Цзин уходит.

Внезапно кружившийся в небе над толпой самолет сбрасывает бомбу, следом еще одну. Взрывы опрокидывают меня на землю. Я теряю сознание. Придя в себя, вижу, как мужчины, женщины, дети, старики разбегаются в разные стороны словно муравьи из разрушенного муравейника.

Я поднимаюсь. Из руки течет кровь. В небе нарастает гул моторов. Летят новые самолеты! Я бросаюсь бежать к лугу.

Японцы бомбят дорогу. Я мечусь, не зная, где спрятаться. У меня кружится голова. Руку печет как огнем. Когда же наступит пробуждение от этого кошмара?

Незадолго до наступления ночи я вижу вдалеке деревню и ускоряю шаг.

Здесь царит странная тишина. Темно, двери домов распахнуты, на улицах валяется разломанная мебель. Чуть поодаль я замечаю трупы: четверых крестьян проткнули штыками. В домах не осталось ни одной животинки, ни одной рисинки, ни одной соломинки в печах. Японцы сначала перебили жителей, а потом подчистую ограбили их жилища.

У меня нет сил идти дальше. Я вхожу в пустую хижину. Вспомнив старый рецепт Матушки, посыпаю раненую руку остывшей золой и обматываю куском ткани, оторванным от рубашки. Опускаюсь на пол, прислоняюсь к остывшей печи и заливаюсь слезами.

Утром меня будит чудовищный грохот. Что-то кричат на незнакомом языке мужские голоса. Открываю глаза.

Надо мной стоят солдаты с ружьями наперевес.



92

Пекин взят.

Мы получили приказ прочесать местность в поисках шпионов и раненых китайских солдат. Всех их следует казнить.

Утром солдаты обнаруживают подозрительного незнакомца. Связав ему руки за спиной, они приводят его в центр деревни. Он одет как студент, но костюм явно велик ему. Задержанный не поднимает головы и хранит вызывающее молчание.

Солдаты заряжают винтовки.

Лейтенант Хаяси, который вместе со мной командует операцией, жестом приказывает им подождать.

– Вы всегда хвастались фамильной саблей шестнадцатого века. Мою выковали веком позже и дали ей имя, назвав «косарем голов». Сейчас я покажу вам ее в деле.

Солдаты возбужденно цокают языками и переговариваются, предвкушая бесплатное развлечение.

Хаяси становится в самурайскую позу – ноги раздвинуты, колени согнуты (он выучил ее по старинным эстампам) – и заносит саблю над головой.

Пленный медленно поднимает глаза.

Я едва не теряю сознание.

– Подождите!

Кидаюсь к молодому человеку, стираю с его лица следы грязи и копоти – и вижу родинки, похожие на слезинки.

– Не трогайте меня! – кричит она.

– Женщина! – восклицает Хаяси, убирая саблю в ножны.

Он отталкивает меня, опрокидывает задержанного на землю и сует руку ему в брюки.

У меня останавливается сердце. Это она! Что она делает здесь, в этой деревне? Когда покинула Маньчжурию?

– Женщина! – подтверждает возбужденный Хаяси.

Девушка отбивается, издает пронзительные вопли. Он отвешивает ей две пощечины, срывает туфли и брюки. Потом расстегивает пояс. Их окружают сгорающие от нетерпения солдаты.

– Прочь! Отойдите. В очередь! – приказывает он.

– Скоты!

Я бросаюсь на лейтенанта. Он поворачивает ко мне разъяренное лицо. Увидев нацеленный ему в лоб пистолет, Хаяси весело смеется:

– Ладно, вы будете первым. В конце концов, это ваша «находка».

Я не отвечаю. Он понимающе ухмыляется и шепчет мне на ухо:

– Это у вас впервые, не так ли? Если стесняетесь на людях, идите в тот храм, я покараулю.

Хаяси увлекает меня в храм на противоположной стороне улицы. Двое солдат приносят девушку, бросают ее на пол и выходят, мерзко хихикая.

Она дрожит всем телом. Я снимаю китель и прикрываю ее обнаженные ноги.

– Не бойтесь, – говорю я ей по-китайски.

Звук моего голоса приводит ее в смятение. Она смотрит на меня во все глаза.