Играющая в Го   ::   Са Шань

Вернувшись из Англии, чтобы соблюсти траур, мои родители подчинились приказу Бабушки, и мы уехали из Пекина в город, где мои предки владели охотничьими угодьями.

Мечтавшая о мире Бабушка умерла на следующий день после начала войны, 18 сентября 1931 года. Через пять дней после окончательного разгрома в нашем городе появились спасавшиеся бегством китайские солдаты. Они ворвались в наш дом и разместили в комнатах своих раненых.

Потом город осадили японцы. Обстрел длился три дня. На наш дом упала бомба, и большую часть бесценной мебели пожрал огонь. Китайская армия капитулировала. Солдаты исчезли. Ходили слухи, что японцы расстреляли за городом больше трех тысяч человек.

После смерти Бабушки наша жизнь стала постепенно налаживаться. Японцы посадили в городе нового мэра. Баррикады разобрали. Над крышами домов подняли вражеские флаги. Открылись японские магазины, а традиционные шторы из белого полотна в ресторанах уступили место тканям с японскими иероглифами. По улицам мелкими шажками прогуливались японки с высокими прическами в узких кимоно и сандалиях на деревянной подошве.

Нам пришлось строить новый дом. Инфляция едва не разорила семью. Моя мать уволила своих горничных, оставив на службе лишь кухарку да экономку. На смену обедневшей аристократии пришли нувориши. Город наполнился пышностью и весельем, открывались роскошные гостиницы, дорогие магазины и шикарные рестораны. Никогда прежде улицы и проспекты не выглядели такими вызывающе богатыми.

Мои родители, каждый на свой манер, нашли способ убежать от реальности. Отец принялся составлять антологию английской поэзии, а Матушка начала тщательно переписывать каллиграфическим почерком свой дневник.

Все, что было связано с жизнью в Европе, она убрала в сундук и заперла на замок. Иногда я пользуюсь ее отсутствием, чтобы стащить ключ из вазы, и рассматриваю фотографии, одежду, письма и редкостной красоты ткани, издающие колдовской аромат. Так не пахнут ни мускус, ни кедр, ни сандал, ни цветы в наших садах, ни деревья в наших городах, этот запах переносит меня в другой мир.

Мечтания усиливают мою печаль.



14

Удача! Целый месяц мы преследовали террористов в горах и наконец загнали их в ловушку, прижав к краю пропасти, откуда они смогут вырваться разве что на крыльях.

Съестные припасы давно подошли к концу. Все, что осталось, мы поделили и раздали, так что каждый может посчитать на пальцах одной руки галеты, которые придется заедать снегом.

Вчера в полдень, исчерпав боеприпасы, мы приняли решение атаковать китайцев в штыковом бою.

Сегодня утром над горами повисло странное безмолвие. Даже ветер стих. В этой тишине слышны только крики фазанов. Мысленно я составляю завещание. Слова прощания успокаивают нервы.

Я медленно вытаскиваю саблю из ножен. Протираю платком лезвие. Никогда еще эта сталь, выкованная в начале XVI века, не казалась мне такой блестящей. Сабля верно служила моим предкам, голов они ею снесли без счета. Блестящий клинок кажется сегодня зеркалом, в котором отражается грозная чистота смерти.

Внезапно раздается звук горна. Я с воинственным кличем выпрыгиваю из траншеи. На вершине не заметно ни малейшего движения. Нет ни тени, ни человека. Террористы исчезли, испарились! Солдат подзывает нас к краю пропасти. Метрах в ста внизу, на белом снегу лежат трупы. Прежде чем кинуться в бездну, бандиты сбросили туда все оружие, погибших и раненых товарищей. Теперь я понимаю, почему вчера пополудни, после ожесточенной перестрелки, замолчали их ружья.

У обеих сторон одновременно закончились боеприпасы, но ни они, ни мы не знали, что враг стоит на пороге поражения.

Японцы решили добыть славу в последнем бою, китайцы же предпочли умереть. В величии коллективного самоубийства нашего врага есть доля грустной иронии.