Июльское утро   ::   Былинский Валерий

---------------------------------------------

Былинский Валерий

Июльское утро



Валерий БЫЛИНСКИЙ

Июльское утро

1

Было время, когда мы жили все вместе: отец, мать, Вадим и я. Однажды брат похвалил мое имя, сказав, что Валерий означает "за собой ведущий". "Ты понимаешь это?" - спрашивал он, снисходительно смотря на меня и улыбаясь левым уголком рта. Я неохотно кивал и говорил, что понимаю, а он все с той же улыбкой небрежно замечал, что имя обгоняет меня самого. Гостившая тогда у нас тетя, сестра отца, сказала - может быть, в шутку - за вечерним чаем: "А ты, Вадим, какой-то не такой, как все. Ты словно не из рода Ромеевых". Брат, усмехнувшись, посмотрел на нее, а затем на всех нас так, словно это мы не из его рода. "Мы дворяне",- любил говорить отец в веселые, праздничные минуты своей жизни, а мать звонко хохотала, глядя, как он чавкает за столом, быстро и грубо глотая пищу. "Ты посмотри на себя,брезгливо кричала она отцу,- ты ужасен!" Однажды отец показал нам фотографию своего прадеда, Николая Ромеева, который, проигравшись в карты, застрелился, спасая честь семьи. "Он был действительный статский советник, гражданский генерал",- восхищенно говорил отец, гладя меня маленькой рукой по голове. Вадим стоял рядом и молчал. С фотографии - толстого коричневого картона - смотрел мимо меня темный красивый человек с седой бородой. То, что он красивый, я сразу понял, едва узнал, как он умер. Ведь тогда, читая только о приключениях, я и понятия не имел о красоте лица, мне важен был поступок, особенно смерть. "Он пожертвовал собой ради семьи,- объяснял отец,- в те времена только смерть смывала позор". Я помню, что сказал Вадим. "А остальные?"- спросил он. "Что?"- не понял отец. "А кто был до него, до генерала?" "К сожалению, отец огорчился,- я о них ничего не знаю. В революцию все исчезло. Но я чувствую, что мы знаменитый род". "Знаменитые - это те, у кого в роду были великие люди, поэты, писатели или на худой конец не гражданские, а боевые генералы",- продолжал Вадим. Он тогда уже заканчивал школу, я был только в третьем классе и слушал брата с досадой и злостью на то, с каким равнодушием и цинизмом он пытается разрушить красивый образ. "А у нас,- говорил Вадим,было ли что-нибудь значительное, кроме твоего прадедушки, папа?" "Ну ты же знаешь,- неуверенно начал отец,- о своем дедушке, моем отце, который..." "Ах, да,- улыбаясь, прервал его Вадим,- ну, конечно, ты это с самого детства рассказывал - о нашем дедушке-инженере, который гениально рисовал, и что его в тридцать седьмом забрали и не дали развить талант... Мы это помним, правда, Влерик?" Он называл меня небрежным именем Влерик давно, с тех пор, как я начал осмысленно слушать звук его голоса, говорил это не обидно, но снисходительно и передразнивая мать, которая всегда зычно звала меня к столу похожим словом, не думая, конечно, при этом, что сокращает мое имя на одну букву. "Мне кажется, папа,- продолжал говорить брат,- что никакой дед не был гениальный и рисовать едва умел, просто его забрали в тридцать седьмом и тебе, и маме хочется, чтобы у нас в роду был хоть какой-нибудь гений, вот и все. Мы простая, обычная семья с машиной и домом",- говорил он, уходя к себе в комнату. Но тут отец вспомнил: "Как же, Вадим, а наш Валера?"- И снова его рука опустилась на мои волосы, а я от стыда вжимал голову в плечи. "Ах, да!преувеличенно громко вскрикнул брат и, повернувшись, презрительно спросил меня: - Ну как, талантище, оправдаешь надежды семьи Ромеевых?" "Вадим, не трогай Валерика!" - крикнула из кухни мать. Может быть, меня и вправду задумали, как надежду рода. Когда родился Вадим, на его необычность никто не обратил внимания, и шесть лет ждали меня - ведь в младшем часто воплощается золотая мечта какой-нибудь крови.