Имя его неизвестно   ::   Автомонов Павло Федорович

Может быть, имеются специальные указания подпольных советских органов, чтобы этой весной посеять как можно больше? Зря он, Василий, посчитал всех работающих в экономии предателями.

«Беги, Вася! Может, кто из вас в сорочке родился?!» Евгений надеялся на «его.

Василий тяжко вздохнул.

Как и раньше, шелестел в бурьяне ветерок. На востоке выглядывал, словио выгнутое лезвие сабли, рог старого месяца. Долго и протяжно завывали волки.

– И какая же ты длинная, ночка! – шептал Василий, сжимая холодный как лед автомат.

Он смежил веки и как будто забыл обо всем. Уснул… И во сне слышался посвист ветра, прерывистый волчий вой. Перед глазами предстала черноглазая девушка из экономии. Она смотрела на него добрым и приветливым взглядом и улыбалась… Василий протянул к ней руки. И вдруг… вместо девушки из бурьяна вынырнул волк с огоньками в глазах. «Убирайся!» – Василий наставил на него автомат. Но зверь не разевал пасти, не лязгал зубами, а приблизился к разведчику, лизнул ему руку…

Обливаясь холодным потом, Василий вскочил на ноги. Месяц уже висел над степью, золотистый, таинственный и какой-то страшноватый на темном небе. Где-то далеко-далеко прогремели артиллерийские залпы. Там линия фронта…

Василий снова улегся. От земли тянуло сыростью. А на пересохших губах было горьковато от полыни.

Солнце взошло и принесло тепло. Василий подставил его лучам свое истомленное, уже обросшее лицо.

Но солнце и утро принесли также и первые тревоги нового дня. Тишину разбудили выстрелы, выкрики людей, урчание машин. Видно, напали на его след!.. Что ж… Такова работа полицаев и гестаповцев – искать красных.

Внешне Василий был равнодушен ко всему, что делалось за бурьянами. Он истомился. «Черт с вами! Ищите! Найдете – поборемся.. А бежать некуда».

Он все грелся на солнце.

Прошло с полчаса, и Василию снова пришлось приготовить свой автомат к бою. В бурьяне послышался шорох. Ближе и ближе. Василий стал на колени, оттянул, затвор автомата, готовясь стрелять.

И вдруг отпрянул. Прямо перед ним, задыхаясь, остановилась девушка в старой, некогда нарядной гейше, с серым платком в руке. Открыв с перепугу рот, Орися – это была она – замерла.

Она убегала от немцев, которые (так думали девушки) устроили на них облаву, чтобы увезти в Германию, и вот убежала… под самое дуло автомата. Куда теперь? Так внезапно, так неожиданно она попала в эту засаду в бурьяне. Какое несчастье! Бежать не было сил. Она и так мчалась без передышки два километра. Закрыв лицо руками, она упала и заплакала от бессилия и ярости.

– Проклятые! Я все равно убегу! Или повешусь! Не поеду! Никуда из дому не поеду!

Василий наклонился, положил руку на ее голову. Она отшатнулась, словно ее кто ударил, а он шепотом заговорил:

– Я свой! Вечером в экономии брал хлеб. Тебя как будто Орисей звать?

Орися подняла голову, вытерла рукой щеки и недоверчиво взглянула на Василия.

– Свой? Правду говоришь? – опросила она.

– Наверно, это за мной приехали в экономию солдаты… Садись, отдохни…

– А ты не врешь? – спросила девушка.

– Не вру, честное комсомольское! – поклялся Василий и грустно продолжал: – Я из тех, что вчера дрались возле леса… Четверо наших погибли в том бою. А я… Сама видишь. Дым помог мне ускользнуть.

– А девчата подумали, что на нас облава. Все кинулись врассыпную, кто куда. А я в самый высокий бурьян, – проговорила тихим голосом Орися и несмело подняла глаза на товарища по неочастью. – И ты просидел всю ночь среди волков?

Снова где-то возле лесочка началась стрельба, и, глянув на Орисю, Василий побледнел:

– Слушай… Ты иди своей дорогой. Иди домой. Тебе незачем рисковать из-за меня жизнью. Иди, я тебя прошу.

«Идти домой», – подумала Орися. Ее село в десяти километрах отсюда.