Искуситель (часть 2)   ::   Загоскин М Н

И вы рассуждаете о высоком и прекрасном! Перестаньте! Вы не знаете ни того, ни другого. Вы называете изящным и великолепным зрелищем ваши кукольные комедии! Горсть людей сберется в какой-нибудь каменный балаган, его назовет Сан-Карло или Ла-Скала, а себя публикою, и думает, что видит перед собою высокое и прекрасное зрелище!.. Жалкие пигмеи!.. Да если вы не верите преданиям, так посмотрите на развалины Колизея: не говорят ли они вам, что все ваши детские затеи суть не что иное, как жалкие пародии забав великого Рима. Вы пла чете, когда в вашем балагане, на этих презренных подмост ках, какой-нибудь паяц-трагик заколет себя деревянным кинжалом, а в Колизее сотни людей умирали не шутя, чтоб заслужить рукоплескания восьмидесяти тысяч зрителей. Вы удивляетесь вашим холстинным морям и трехаршинным кораблям из картузной бумаги, а Колизей, по мановению кесаря, превращался в обширное озеро, и настоящие воен ные галеры не представляли морское сражение, но дрались в самом деле, для забавы гордых римлян. Да! Все это бы ло, - промолвил незнакомый грустным голосом, - давно, очень давно!.. Века прошли, настанут другие, но Рим не воскреснет... Незнакомый замолчал, потом, как будто бы говоря с са мим собою, продолжал:

- Давно ли, кажется?.. Да! Так точно, это было восемьдесят лет до рождества христова... Какой волшебный праздник!.. Император торжествовал открытие Колизея... С восходом солнечным начал волноваться и шуметь венчанный Рим, как море хлынул он с своих семи холмов, и высокие стены Колизея унизались народом... Раздался гром рукоплесканий, он вошел, царь вселенной, радость мира, кроткий, богоподобный Тит! О, как он был прекрасен!.. Как шли к нему эти шелковые кудри, эта томная бледность лица, эти усталые глаза и даже этот прыщик на левой щеке...

- Прочь с дороги! - раздался грубый голос, и ктото толкнул меня очень невежливо в спину. - Шляпу долой! - закричали из-под своих белых колпаков несколько братьев кающихся, я повиновался. Мимо меня тянулась похоронная процессия, за нею несли гроб, а позади человек триста всякого рода людей и нищих, подвигаясь медленно вперед, заняли почти всю ши рину моста. Когда этот нечаянный прилив народа схлынул, я остался опять на просторе, но незнакомца уже не было. Вы можете судить, какое впечатление произвели на меня странные слова этого чудака, который рассказывал о празд нике, данном за восемьдесят лет до рождества христова, как о бале, на котором он танцевал недели две тому назад. "Если это не сумасшедший, - подумал я, - так уже, верно, какой-нибудь балагур, который хотел надо мною позабавиться". На этот раз тем дело и кончилось. Дня через три, прогуливаясь по знаменитой улице Корсо, которая служит в обыкновенные дни гуляньем, а на масленице маскарадною залою для целого Рима, я сошел с тротуара, чтоб перейти на противоположную сторону. На самой средине улицы стоял человек в большой белой шляпе с широкими полями, казалось, он вовсе забыл, что вокруг него ездят беспрестанно экипажи. В ту самую минуту, как я делал это замечание, щеголеватая коляска, заложенная парою великолепных лошадей, мчалась во всю рысь по самой средине улицы, кучер зазевался, коляска была уже в десяти шагах от человека в белой шляпе, и этот бедняк был бы непременно задавлен, если б я не успел схватить его за руку и оттащить в сторону. Когда опасность миновала и незнакомый стал благодарить меня, я узнал в нем чудака, с которым повстречался на мосту святого Ангела.

- Если не ошибаюсь, - сказал он, - мы уже с вами знакомы: вы тот русский путешественник, с которым я имел удовольствие разговаривать дня три тому назад.