Искусство уводить чужих жен   ::   Ефремов Андрей Петрович

«А ну как и вправду всех?» – подумал он. – А что я скажу на кафедре, когда меня спросят: «Где студентка Мамай, господин Гордеев?»

Между тем тишина продолжалась и становилась, как показалось Филиппу, все основательнее. Тишина набирала силу, несокрушимость, и Филипп не удивился, когда крючки и запоры почти бесшумно позволили двери отвориться. Надя вышла на площадку, Макс невнятно сказал ей что-то вслед.

– Ужас! – сказала студентка на улице. – Угостите меня кофе. Или скажете, что я не заслужила?

– Как телефон? – спросил Филипп.

– С телефоном все в порядке. Когда этот дебил услышал, что я названивала целый день, и у них было занято, он растоптал телефон.

– Того не легче! Зачем вы сказали, что звонили, зачем вы выдумывали про то, что занято?

– Мне это нравится! Такому психу все время надо что-нибудь говорить. Пока он слушает, он не так опасен. И не берите мне кофе с корицей, мне успокоиться надо. Возьмите вон то пирожное с вишенкой.

– Что Соня?

Надя усмехнулась, и эта усмешка Филиппу не понравилась.

– Ваша Соня спокойнее слона. Пока ее бешеный супруг топтал телефон и электронный будильник… Вот вы мне скажите, чем ему будильник помешал? Пока он все это топтал, она съела два банана, немножко поплакала, вытащила мобильник из сумки и велела вас поцеловать. Вас поцеловать? Ну, как хотите. Слушайте, он там все время клянется кого-то убить. Вы знаете, кого?

– Знаю.

– Тогда передайте ему, чтобы не беспокоился. Он Соню свою убьет. Может, он и собирается кого-то замочить, а убьет ее. Вот она окажется у него под рукой в нужный момент – и кранты.

Они сидели и молча глядели в уличные сумерки, отделенные толстым стеклом. Вдруг на противоположной стороне улицы появился Макс.

– Это мне совсем не нравится, – сказала Надя Мамай. – Этак у нас все сразу и закончится. Черт бы драл эту вашу курсовую.

– Я не набивался, – сказал Филипп. Он быстро достал свою трубку и, глядя, как Макс мечется в сумерках, набрал номер.

– Вы были на лестнице, – сказала Соня, – я знаю. Вы настоящий друг, Филя. А Максик пошел проверять, дома вы или нет. Он взял кастет и пошел. Ей Богу, лучше бы вам быть дома. Максик опять Гошу подстерег. Господи, как мне страшно!

Они вышли из кафе и попытались обогнать Макса. Как бы не так! Стремительными и в то же время неуверенными шагами он словно ткал паутину или метался в невидимом лабиринте. Стоило Филиппу с Надей приблизиться, он немедленно кидался в их сторону и застывал, как застывают насекомые, обегая незнакомые пространства. Удивительно было, что он не сталкивался с прохожими, а те как будто не замечали его танца.

Филипп стиснул Надину ладонь и услышал, как она всхлипнула.

– Мне нужно домой, – сказала Мамай. – Я немедленно хочу домой! Подите вы со своими друзьями знаете куда?

– Знаю, – сказал Филипп твердо. Он махнул рукой проезжавшему такси, втолкнул в машину свою спутницу и назвал адрес. Через десять минут они с Надеждой стояли у парадной гордеевского дома.

– Можешь идти, – сказал Филипп, – но если ты ему попадешься, как ты думаешь, что он тебе скажет?

Надежда выругалась сильно, злобно и тут же расплакалась.

– Не смейте называть меня на «ты», – сказала она уже в квартире и ушла в ванную сморкаться. Филипп стремительно прошел на кухню, выставил на стол початую бутылку красного вина, два тяжелых стакана резного стекла, и едва успел плеснуть в них, раздался звонок. За дверью ванной тут же загремел шпингалет, и гулко ударила струя воды.

– Молодец! – сказал Филипп запертой ванной и впустил Макса. Залитое потом лицо его было настолько бледным, что свежий синяк казался нарисованным. Еще переполненный обжигающей силой стремления, Макс прошел в кухню и остановился, увидев накрытый на двоих стол.